Когда развеются миражи - Оксана Хващевская
Матвей, усмехнувшись, отвел взгляд. Отвернулась и Аделина, желая скрыть улыбку, в которой к жалости примешивалось торжество. И только Старовойтов, поднявшись ей навстречу, улыбнулся и предупредительно отодвинул стул.
— Доброе утро! Простите, я проспала, — все так же улыбаясь, сказала она, усаживаясь и пододвигая к себе чашку чая. — Во сколько мы уезжаем в горы?
Глава 18
— Мадам, вы такая красивая! — восторженно воскликнула домработница, закончив вплетать в темные шелковистые волосы Шараповой гирлянды из живых цветов. — Я не встречала девушек-славянок, которым так бы шли наши национальные одежды. Вы похожи на актрису Болливуда. Нет, даже в Болливуде вряд ли встретишь такую красавицу! У вас невероятные глаза и кожа, — женщина отошла немного в сторону, любуясь Шараповой.
А Матвей, который все это время сидел в кресле у окна, уткнувшись в ноутбук, увлеченно работая, поднял голову и посмотрел на жену. Она стояла у зеркала, глядя на собственное отражение, и нежная улыбка касалась ее полных губ. «Как же она красива, домработница права!» Матвей смотрел на нее, не в состоянии отвести глаз, но красота ее, живая, яркая, изысканная и утонченная, как дорогой напиток или антиквариат, вызывая благоговейный трепет, не радовала больше, не восхищала, не пробуждала желание и не туманила сознание. Наоборот, она причиняла боль.
Матвей сжал губы, а на шее нервно заходил кадык. Он отвел глаза, устало потер лицо ладонями, чувствуя, как нестерпимо хочется выпить. Отодвинув в сторону ноутбук, он переменил позу, закинув ногу за ногу, и достал сигареты.
А Юля закружилась по комнате. И прозрачная шифоновая шаль, или дупатта, расшитая бисером и блестками розового и голубого цвета, поплыла за ней. Она была дополнением к традиционной индийской одежде — шальвар камиз, голубой шелковой тунике, расшитой розовым и золотистым узором, и розовым широким брюкам, понизу украшенным голубым и золотистым шитьем.
Ножные браслеты были с маленькими колокольчиками. На обоих запястьях поблескивали розовые и голубые украшения. В ушах — сережки из дешевой латуни и цветы в волосах.
— Она права, между прочим, — заметил он после некоторого молчания. — Вот только от этого мне не легче. Ты не перестаешь удивлять, дорогая! И я по-прежнему считаю посещение традиционных празднеств не самой хорошей идеей.
— Я, наверное, должна этому радоваться? Тебя не так просто удивить! Но, если честно, не очень хорошо понимаю, о чем ты говоришь! Как не понимаю и того, почему ты так категорично настроен против праздника у храма! Я тоже не была в восторге от вашей с Арианом поездки на лыжный курорт, но тебе на это было плевать, а теперь ты запрещаешь мне? — Юля обернулась и вопросительно вскинула брови.
— Разве я когда-нибудь тебе что-то запрещал? — прежде чем ответить, Матвей несколько секунд разглядывал сигарету, зажатую меж пальцев. — Хотя следовало бы! Ты ведь без инструктора летала на параплане в горах.
— Да. И это было здорово! Более того, невероятно! К тому же освоить параплан не составило труда. Вначале было страшно, но потом… Я пять раз летала, произведя фурор среди инструкторов и жителей поселка! Мне кажется, за эти несколько дней я успела со всеми перезнакомиться. Меня поили чаем с молоком и угощали сладостями. И каждый по отдельности, и все вместе приглашали на праздник. И всем я обещала прийти! Мне это интересно, Матвей, и я не виновата, что вы с Аделиной считаете по-другому.
— Аделина говорит, эти краски какие-то люминесцентные, химия чистой воды, опасная для здоровья.
Юлька рассмеялась.
— Аделине следовало бы лучше знать Индию. Химия? О, нет! Это пищевая пудра с добавлением натуральных красителей! Я согласна, может, в Европе или Америке, где сейчас тоже модно отмечать праздник Холи, краски и имеют химический состав, но в Кашмире все исключительно безопасно!
— А руки ты зачем себе изрисовала? Через два дня мы возвращаемся в Москву.
Руки у Юли действительно были разрисованы хной. Местные девушки, с которыми она успела свести знакомство, постарались. Шараповой очень нравилась загадочная символика орнамента мехенди, а Гончаров, когда впервые увидел, спросил, не собирается ли она помыть руки, они как раз усаживались ужинать.
— Вообще-то, это хна! И это очень красиво! Мне нравится. Матвей, потерпи еще несколько дней. Скоро мы улетим в Москву, и твой кошмарный отпуск в Индии закончится. Я знаю, все это не для тебя, но давай не будем опускаться до снобизма, выставляя напоказ свой статус, положение и благосостояние. Я понимаю, они все время хотели вытащить из тебя побольше денег, предлагая плохой товар, некачественную выпивку, дешевые побрякушки, отвратительный сервис и места, не соответствующие твоему эстетическому вкусу. Кашмирцы шумные и назойливые, смешные и наивные, хитрые и беспардонные. Да, я слышала от тебя это много раз и не стану разубеждать в обратном, но духовно эти люди богаче нас с тобой! И я преклоняюсь перед ними! Я не буду сейчас перечислять все, что меня с детства притягивало и восхищало в этой стране и сейчас не разочаровало. Но это сугубо мое мнение. И сюда, я думаю, мне следовало бы поехать одной.
«Или с Арианом потом…» — мысленно добавила она и сжала губы.
— Вот интересно, а что бы ты делала здесь одна? — закуривая, уточнил Матвей.
— Честно? Переоделась бы в самый обычный шальвар камиз, повседневную одежду любой индийской женщины, повесила через плечо холщевую сумку и отправилась путешествовать по стране, слившись с толпой. Велорикши, моторикши, повозки, запряженные волами, те самые ужасные автобусы и поезда… Я хотела бы на время забыть о другой жизни, став частью этой, растворившись в ней, — просто и искренне ответила она.
— Что между нами не так, Юля? — немного помолчав, спросил вдруг негромко Гончаров, встречаясь с ней взглядом.
— Мне уже пора, — как будто не услышав его, Юля прихватила кофту и вышла из комнаты, оставляя мужа в компании очередной сигареты.
А на лестничной площадке уловила голоса. Разговаривали Старовойтовы. Вернее, Аделина, и, кажется, впервые за все дни путешествия спокойствие, граничащее с безразличием и отстраненностью, изменило ей.
— Ариан, я не считаю твой поход с Юлей в поселок на ночь
