Когда развеются миражи - Оксана Хващевская
Юля сидела на террасе среди подушек и валиков, прижавшись щекой к резному ограждению, и смотрела на озеро. После всего случившегося Матвей сразу уснул, а она, схватив шаль, ушла на веранду. Не могла девушка находиться с мужем в одной спальне. Ее трясло, в горле стоял ком. Хотелось плакать и кричать, но вместо этого спустилась по лесенке к воде, холодной и прозрачной, и плеснула себе в лицо, умывшись, а потом погрузила в нее босые ноги и руки и держала, пока мурашки не побежали по коже и не онемели конечности. Ей хотелось сбросить шаль и, погрузившись в воду, поплыть навстречу рассвету, где сквозь дымку проглядывали кряжи гор, но Шарапова понимала, от себя все равно не убежишь, как и от того, что произошло. И бессмысленно сейчас обманывать себя, отворачиваясь от правды. И искать себе оправдания. Ведь никто, кроме нее, не виноват в том, что произошло этой ночью. Она не могла даже злиться на Гончарова, ведь все его обвинения и оскорбления не были беспочвенными, она злилась только на себя. Как она могла подумать, что действительно сможет прожить без любви? Зачем вообще нужна такая жизнь? И почему много лет назад оттолкнула человека, которого так любила? Да, она была глупой и юной, испуганной и растерянной, и тогда еще не представляла, как страшно одиночество последующих лет, какой беспросветной будет тоска, сожаления, заблуждения и миражи. И жизнь с нелюбимым человеком… Она боялась возненавидеть Матвея. И понимала, он близок к тому, чтобы возненавидеть ее. Сегодняшняя сцена — ответный удар за уязвленное самолюбие, но притворяться больше нет сил. Она вернется в Москву, подаст на развод и навсегда уедет в Сиреневую Слободу. Юлька зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Куда бы она ни уехала, везде и всегда будет одинока. Потому что рядом не будет Ариана. Ведь только с ним она могла бы стать счастливой.
Услышав шорох за спиной, Шарапова вздрогнула и обернулась. Позади стоял Старовойтов. Девушка отбросила шаль и, вскочив на ноги, бросилась к нему. Почти на лету он подхватил ее и прижал к себе. Юля обвила руками его шею и прижалась щекой к груди, чувствуя, как едва сдерживаемые рыдания сводят судорогой горло.
Ариан прижался щекой к ее волосам и нежно погладил обнаженные плечи.
— Тише-тише, не плачь, моя хорошая, моя маленькая, любимая подружка, — прошептал он, легко касаясь губами ее виска. — Все образумится и будет хорошо!
Юля в ответ лишь слабо покачала головой.
— Нет, не будет! И, наверное, я заслужила это! Ты можешь радоваться, Ариан, после нашего расставания я ни минуты не знала счастья, не единожды пожалев о том, что прогнала тебя тогда. И все эти годы, прежде всего, — мне наказание.
— Я виноват не меньше! И все восемь лет жил с пониманием собственного малодушия. Ты ушла, а я испытал облегчение. Думал, ты права. И наваждение, конечно же, пройдет. А оно не проходило. Я не любил Аделину и вспоминал о тебе. Не должен был тебя тогда отпускать! Я не хочу и дальше так жить, Юля! — решительно заявил Ариан.
Шарапова подняла голову и встретила взгляд зеленых глаз с золотым вкраплением. Он смотрел на нее прямо и решительно. У девушки мурашки побежали по спине. «Господи, неужели счастье с ним возможно? Но как же Матвей и Аделина?»
Юля не представляла, как сможет уснуть, расставшись с Арианом на террасе, когда дымка над озером рассеялась, и показались первые шикары, торопящиеся на овощной рынок. Как много произошло за эту ночь. Столько всего перевернулось в душе девушки. Она сбежала из этой спальни глубоко несчастной и униженной, а вернулась полной счастливых надежд. Шарапова прилегла на край кровати, отвернувшись от Матвея и, подложив ладошку под щеку, закрыла глаза. Кожа на ладони едва уловимо источала изысканный аромат мужского парфюма, а на губах рождалась мечтательная улыбка. Все, что произошло в этой комнате несколько часов назад, все, что происходило в ее жизни последние несколько лет, — для нее больше не существовало, как и не существовал человек, бывший ее мужем.
Юлька, погруженная в сладкие мечты о счастливом будущем, уснула, а проснулась от сладкого цветочного аромата, витавшего в комнате. Открыв глаза и приподнявшись на подушке, девушка смогла лицезреть ворох цветов неведомых сортов и невероятных оттенков, лежащих поверх одеяла. Их было столько! Они б с легкостью уместились в лодке-шикаре, да, собственно, и были куплены у торговца, проплывающего рано утро мимо их хаусбота. А среди цветов лежал раскрытый бархатный футляр. На белом атласе браслет тонкой ручной работы — невероятной красоты опалы в серебре. Матвей купил его в городе для нее. Несмотря на весь скептицизм и иронию по отношению к Шринагару, Кашмиру и Индии в целом, он все же купил для нее браслет, недорогой, невычурный, сделанный где-то в мастерской на задворках, но для нее самый лучший, и он это знал. Она оставалась равнодушной к бриллиантам, а вот такие вещицы приводили ее в восторг. Цветы и браслет были своеобразным жестом, извинением за оскорбления, унижения, синяки, оставшиеся на теле, боль и невероятное острое удовольствие. И как раз последнее было особенно невыносимо. Он делал с ней такие вещи — причинял боль, которая становилась наслаждением, а наслаждение причиняло боль. Гончаров знал ее тело лучше, чем она сама. Понимал, как, несмотря на все ее протесты, затронув потаенные струны тела, заставить супругу задыхаться от страсти. Он подчинял ее тело помимо воли разума. Она не хотела этого. Не хотела его больше и кусала губы, сдерживая стоны удовольствия.
Вскочив с постели, Юлька схватила украшение и, подбежав к окну, бросила в озеро. Раздался всплеск, и браслет ушел на дно, затерявшись меж водорослей. А по воде пошли круги.
Вот что она думала об извинениях Гончарова и о его подарках вообще! Юле очень хотелось и цветы сгрести в охапку и отправить следом, но не сделала этого. Они так и остались лежать на кровати, а Шарапова отправилась в душ, чтобы привести себя в порядок и начать собирать вещи. После завтрака они планировали покинуть Шринагар, и она, даже не глядя на часы, предполагала, завтрак давно прошел, время близилось к обеду.
На террасе что-то оживленно обсуждали. То и дело раздавался негромкий мягкий смех Аделины, ему вторил хрипловатый Матвея. Прежде чем покинуть комнату, Юля на мгновение задержалась в дверях, выдохнула, сжала ладони в кулачки и, широко улыбнувшись, ступила на террасу, озаренную солнечным светом.
Разговоры тут же оборвались. Взоры обоих мужчин обратились к ней. Надежды
