Так Бывает - Никтория Мазуровская
И он был рад.
Таня, как никто другой достойна, наконец, стать счастливой.
И он даже не подозревал, что Саныч подложит им такую свинью.
Олег, честно сказать, даже вздохнул свободней, когда узнал о предложении продать все. Легче стало дышать. Он не управленец, никак. Может морды бить, слежки устраивать, уйти от погони, защищать… Но, никак не сидеть в кабинете, за бумажками.
Не видел никаких причин для отказа.
Дело всей жизни?
Да плевать на него, если есть риск потащить за собой на дно всех, включая семью. А Таня была семьей для Саныча. Но видимо, этого ему, для жизни нормальной, мало.
Сука.
Как он был зол.
Они ему тоже родными стали, и он хотел только одного, чтобы все жили нормально. И сам уже готов был перебраться в Москву, может хоть там повезет ему, и он встретит ту, с кем найдет покой.
Армия и зона оставили свой отпечаток и на его жизни.
Удобно быть всегда весельчаком, бухать и бегать по бабам. Но, внутри у него такое творилось, что единственным выходом казалась пуля в лоб.
Нашел ради кого держаться. Специально прикипел душой к Тане. Сразу понял, когда увидел впервые, что ей, как и ему, нужно за что-то держаться.
Он ради нее.
Она ради Кирилла, Саныча и его.
Тем больнее было осознавать и ему, и Тане, что Саныч предпочел выбрать другой вариант.
Пока они дошли к машине, он сносно, но представил уже себе план действий.
Таня, как бы она сейчас себя не чувствовала, не бросит Саныча, он этого боялся. Поэтому он останется. Отправит ее отсюда вместе с Кириллом, а сам останется с Санычем и будет рядом до конца, чтобы она и не вздумала влезать.
Передал Таню на руки мужикам.
– В машину ее уложите, я сейчас, – а сам искал в телефоне контакт «Дима Мелехов».
Набирал его несколько раз. Но механический голос выдавал каждый раз одно и то же: «Абонент находится вне зоны действия сети. Перезвоните позже.»
Где он, говнюк такой, шляется? В метро, что ли? Это же Москва, у них там связь везде ловит. Или на Луну улетел.
Только думать больше было некогда. Ему нужно было срочно принимать решение.
Еще один контакт, долгое ожидание и, наконец, на другой линии взяли трубку:
– Марина Александровна, добрый день! Меня зовут Олег…
– Я знаю, кто Вы. Что случилось? – строгий голос его прервал.
– Думаю, Вам лучше приехать и забрать Татьяну с сыном, в Москву.
– Они должны приехать все вместе, если я не ошибаюсь.
– Боюсь, что обстоятельства изменились. Таня сама не уедет, а оставаться здесь, у нее больше причин нет.
– Можете сказать, что именно произошло?
– «Меридиан», – коротко рыкнул, – Поступило выгодное предложение о продаже. Ваш отец против.
– Можете не продолжать. Он всегда выбирает все, что угодно, но только не своих дочерей. Олег, у меня к Вам большая просьба. Присмотрите за Таней, а я пришлю за ней человека. Сама я сейчас не смогу приехать.
– Когда сможет приехать Ваш человек?
– Два дня. Вам нужно продержаться два дня, и я ее заберу.
– Хорошо.
– Спасибо, что позвонили.
Не прощаясь, он положил трубку и сел в машину.
Как он объяснит состояние Тани Кириллу, не знал, но что-то придумать придется.
****
Но когда они приехали к дому Тани, и он взял ее на руки, понял, что просто так ничего закончиться не может.
Таня была горячая. Горячая, в прямом смысле этого слова.
Прижался губами к ее лбу. Горячая. У нее жар, и спит она именно поэтому.
Мужики открыли подъездную дверь, придержали для него.
– Скорую вызывайте, она простыла, – бросил на ходу, и зашагал к лифту.
****
До нее, как сквозь вату в ушах, доносились голоса. Но она не могла сосредоточиться на том, о чем они говорят. Только невнятные звуки.
Тело болело. Каждый сустав, каждая косточка дышали болью. По ней что, асфальтоукладчик проехался, а она забыла?
Кожа горела и болела. У нее, кажется, даже волосы на голове болели. А по коже наждачной бумагой прошлись пару раз, и теперь даже лён простыней доставлял боль.
Простыни влажные почему-то, холодные.
Ей и так холодно. Ужасно просто. Нужно согреться.
Но голова разваливалась, и она не могла понять, что нужно сделать, чтобы согреться. А надо согреться. Иначе она замерзнет. Внутри замерзнет, а там нельзя. Там Кирилл. Внутри нельзя замерзать.
– Таня! – позвал смутно знакомый голос, – Таня, давай, открывай рот, нужно лекарство выпить. Давай!
Она старалась, но сил не было, чтобы веки раскрыть, не говоря уж о том, чтобы что-то сказать или просто открыть рот. Но он сказал «лекарство».
Да. Точно. Ей нужно лекарство. Тогда она не замерзнет.
И она старалась открыть рот, а потом глотнуть вязкую сладкую жидкость.
– Сейчас станет легче, потерпи!
Ее начали раскутывать из простыней, и тело согнулось от боли.
– Я знаю, что больно, знаю. Потерпи, пожалуйста.
Холодный воздух коснулся голой кожи, и ее пробрала дрожь до самых костей. Ей стало холодно. Там, внутри, она начала замерзать. Ей нельзя. Там Кирилл.
Она попыталась что-что сказать, но горло драло нещадно, горело при каждой попытке что-то сказать.
– Сейчас-сейчас, будет тепло, маленькая, сейчас!
Руки. Она знала эти руки. Теплые. Надежные. Родные.
И голос тоже знала. Каждую интонацию, каждый оттенок его настроения, как отражение в этом голосе. Она знала. Она любила этот голос.
Таня, видимо, тронулась умом, иначе как объяснить то, что она слышит его сейчас?
Он ведь далеко.
Он ушел от нее.
Это бред. Точно. Она сидела в машине под кондиционером, потом вышла на жару. У нее была истерика.
Она помнила, что там был Олег, и она его попутала с голосом Димы, как сейчас.
Но эти руки, ей не могут причудиться.
Они знакомы ей, ее телу. Их тело, их нежность.
То, как бережно ее обтерли сухим полотенцем, и начали одевать фланелевую пижаму. Потом положили на кровать, укрыли.
Погладили по щеке.
Горячие губы прижались к ее виску. Пальцы стерли слезы, которые она снова не сумела сдержать.
Сильное тело на короткий миг прижалось к ней, поделилось теплом, а затем отстранилось и ушло.
Это бред. Возможно, ее положили в психушку?
– Кирилл сделай кофе мне, что ли, только крепче. Сил нет.
– Извини, что сорвал тебя. Но ты сам видишь, я не мог иначе, пап.
– Все нормально, нормально. С
