Буду твоей Верой - Ана П. Белинская
Что? Вот же дурак!
— А ты мне нет, — гавкает Дива.
Ну всё.
Сжимаю кулаки и, огибая колонну, подхожу к Ромео и недоДжульетте.
Первым узнает меня брат. Смотрит на лицо, платье и останавливается на короне. В миг мне кажется, что сейчас Ромка сорвет ее с меня и всучит Карине. Но, к моему удивлению, братишка мягко улыбается и одобряюще подмигивает.
— Ты? — хмурит брови Дивеева. Шмыгает носом и задирает подбородок.
— Я. Держи, — снимаю с себя корону под изумленные взгляды обоих и надеваю Карине. Пусть радуется, раз для нее это важнее всего. — Пошли, братишка, — беру Ромку под локоть и увожу.
— Что-о-о? Так вы еще и родственники? — в след нам кричит Карина.
А потом, уже отойдя на приличное расстояние, я слышу:
— Моя прелесть!
Оборачиваюсь и смотрю на девушку, сияющую начищенным рублем и прижимающую украшение к пышной груди. Кручу головой и вздыхаю. Ну пусть хоть кто-то сегодня будет счастлив….
— Сестренка, ты у меня самая крутая, — прижимает к своему боку Ромыч.
— А ты у меня дуралей бестолковый! — обнимаю в ответ братишку. — Как тебя угораздило вообще?
— Вера, куда ты пропала? Я обыскалась тебя, — налетает на нас запыхавшаяся Кира. — Ой, здрасте! — останавливается, как вкопанная, подруга, заметив братца. Стоит, широко раскрыв рот и, кажется, даже не дышит.
— Привее-е-ет! — томно тянет Ромео. — Подожди, подожди, — резко выбрасывает руку вперед, останавливая Киру. — Не подходи! — смотрю на брата и обалдеваю. — Если ты подойдешь ближе, я буду полностью ослеплен твоей красотой!
Э-э-э… чаво?
Перевожу недоумевающий взгляд с родственника-ловеласа на рдеющую румянцем Федотову и возвращаю обратно. Они смотрят друг на друга, а я вижу, как между ними искрит притяжение.
Потрясающе.
Кажется, я тут лишняя.
— Л-ладно, ребята, вы пока поболтайте, а я за вещами. Кира, твои заберу тоже.
Но Кира меня не слышит, потому что всем ее вниманием овладел мой брательник — быстролюб!
42
Вера, 5 декабря, суббота.
Монотонное пиликанье телефона долбит по голове, точно молот по наковальне. Ну что ему от меня нужно? Мне ко второй паре. Всё под контролем.
Но смартфон не унимается, решая достать меня из постели.
— Да выруби ты его уже, — прилетает по загривку подушкой-смайликом от Ромки.
— Ай! Сдурел? — выныриваю из теплого убежища и беру телефон. Не понимаю, почему сработал будильник, если я его не ставила. Но потом понимаю, что на него у меня установлена другая мелодия, а не доставучие монозвуки. — Ром, глянь, что там? — без линз на экране видна лишь цветная размазня.
— Напоминание! — сообщает брательник. — День сдачи проекта по рискам, — зачитывает Роман и бросает телефон рядом со мной на кровать.
Резко подскакиваю и ошалело смотрю на гвоздь, торчащий в стене, на который раньше я вешала большие календари, подаренные бабулей на каждый Новый год вместе с грецкими орехами, пятьюстами рублями и фигуркой символа года. Как бабули не стало, и гвоздь опустел.
Вера, какой гвоздь?
Сегодня день сдачи бизнес-проекта Бубновскому!
Елки-иголки!
Несусь в ванную, кое-как приклеиваю линзы, попадая пару раз трясущимися руками мимо, потом с отчаянием бросаюсь к компьютеру, открываю файл и с ужасом понимаю, что кроме теоретической части и пары расчетных разделов, в нем ничего больше нет.
О, нет!
Нет!
НЕТ!
Хватаюсь за голову. Плюхаюсь на стул и мои руки беспомощно падают.
— Эй, ты чего? — мимо проходит Ромка и останавливается рядом, приглядываясь.
— Шеф, всё пропало, — бесцветно изрекаю я.
— Слушай, Козлодоев, не кипишуй. В чем дело-то? — обеспокоенно интересуется братец.
— Казадоев. Но это не важно, — вскакиваю и начинаю судорожно метаться по комнате, собирая рюкзак и забрасывая в него всё, что попадается под руку.
— Ма-ам! — орет Илюхин. — У Веры бешенство. Вызывай бригаду.
Но мне совершенно не до его глупых шуточек, поэтому рявкаю на брата, сгоняя того с пути, а когда в дверях появляется мама, то достаётся и ей:
— Ты зачем меня Верой назвала?
— Верунчик, что случилось, доченька? — охает родительница.
— Случилось то, что твоей дочери совершенно нельзя ничего доверять. Я подвела всех, — грублю Анне Михайловне и пулей вылетаю в прихожую.
Натягиваю шапку на спутанные и нерасчесанные волосы под удивленные взгляды брата и мамы.
— Да что случилось-то, доча?
— Эй, куртку мою не трогай, — кричит Ромка, когда я хватаю его красную дутую парку.
— Возьмешь мой пуховик, — раздраженно бросаю и вылетаю в подъезд.
— Так он же женский! — последнее, что слышу, и хлопаю входной дверью.
В Ромкиной куртке мне значительно удобнее бежать до метро, чем в длинном пуховике, не дающем делать большие шаги. Бегу и костерю себя всей известной мне бранью. Я облажалась со всех сторон. Господи, со всей своей драмой и личными переживаниями, я напрочь забыла про идиотский проект. Но сейчас меня мало волнует свой собственный провал, потому как важнее сейчас то, что я подставила Егора Бестужева.
В очередной раз.
Да я просто чемпионка по безответственности. А раньше не замечала за собой таких талантов.
Слезы наворачиваются на глаза и тут же застывают от холода. Как я буду выкручиваться, что скажу Бубновскому? Как Егору буду в глаза смотреть, когда сама же обещала ему сделать такую работу, которой не будет ни у кого? И ведь сдержала слово. Работы нет. Даже у него.
Потрясающе.
Прекрасно.
Возмутимо, Вера.
Безалаберно.
Непростительно.
Если я
