Ева Модиньяни - Женщины его жизни
Мария-Жозе закурила сигарету, вставив ее в мундшук черного дерева с золотыми инкрустациями. У нее были длинные и тонкие белые пальцы с ногтями, покрытыми кроваво-красным лаком.
– C'est dommage qu'on ne fait plus de la lingerie ici [47], – сказала она.
– Действительно жаль, – отозвалась Аннализа. – Это все из-за войны, – она прикусила язык, спохватившись, что этого не следовало говорить.
Принцесса взглянула на нее с печальной улыбкой:
– Если бы в этом было все горе, принесенное войной, – она выдохнула дым сигареты, окружив себя голубоватым облачком.
– Heureusement, tout est termin [48], – примирительно сказала Аннализа.
– Vous croyez? [49] – произнесла принцесса. И вновь принялась смотреть показ мод.
Глядя на подругу, так спокойно и непринужденно беседующую с ее королевским высочеством, словно они были закадычными подругами, Клаудиа Бранкати восхитилась умением Аннализы превращать исключительное в обыденное. Она не смела вмешаться в разговор, боясь, что начнет запинаться. Графиня Виоланте, сморенная усталостью, пользуясь привилегиями своего почтенного возраста и удобством мягкого кресла, стоявшего чуть поодаль от остальных, время от времени закрывала глаза в старческой полудреме.
Вошел официант, толкая перед собой стеклянный столик на колесиках. На нем стояло серебряное ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки «Вдовы Клико». Склонность принцессы к шампанскому была известна всем.
Сама синьора Вентура, хозяйка салона, разлила вино по бокалам.
Отпив глоток, Мария-Жозе вновь обратилась к Аннализе:
– Я слыхала, что ваш муж в Калифорнии тоже производит превосходное вино, – сказала она, вызвав изумление у молодой женщины.
– Так говорят, – ответила Аннализа. – Я сама еще не была в Соединенных Штатах.
– Полагаю, вы очень скоро туда отправитесь, – тон ее голоса заставил графиню Виоланте проснуться, и она широко раскрыла свои жемчужно-серые глаза.
– Это вопрос нескольких недель, – подтвердила Аннализа, не выказывая особого энтузиазма по поводу предстоящего отъезда.
– В таком случае передайте от меня привет мистеру Филипу Джеймсу Брайану-старшему, – любезно произнесла принцесса. – Он настоящий авторитет в своем деле. Поблагодарите его за вино, которое он столь любезно мне присылал, – это была явно прощальная реплика.
Аннализа поднялась с легким поклоном, Клаудиа весьма неловко последовала ее примеру.
– Adi mes amies [50], – распрощалась принцесса и вновь повернулась к подиуму.
Удаляясь вместе с графиней Виоланте, Аннализа обернулась, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Насыщенный красный цвет рубинов потускнел в голубоватом облаке сигаретного дыма. Принцесса была так бледна, так беззащитна, так печальна, так одинока, что у Аннализы защемило сердце от жалости к ней.
ВИНОГРАДНИКИ НЕЙПА-ВЭЛЛИ
Приемник в машине закончил трансляцию музыки и после рекламной паузы голосом диктора принялся рассказывать о коммунистическом Китае.
– Тебе интересно? – спросил шофер, не отводя глаз от дороги.
– Ни капельки, – ответил Бруно. – Можешь выключить или найди другую программу.
Человек за рулем усмехнулся и заглушил радио, нажав кнопку. Он свернул с автострады на узкое шоссе, бегущее среди бесконечных виноградников.
– А кто победит в Корее? – спросил Бруно.
– Когда идет война, никто никогда не побеждает, – ответил шофер. Его звали Дон Тейлор, фамилия у него была американская, но лицо и имя чистокровного мексиканца.
– Но ведь наши сильнее, – сказал Бруно, ища поддержки. Ему было семь лет, он был любознательным мальчиком, его одолевало множество сомнений, но если он в чем-то и был уверен, так это в непобедимости Америки.
– Чтобы выиграть войну, одной силы мало, – возразил шофер.
Большой серебристо-голубой «Кадиллак» пересек шоссейную дорогу, разделявшую надвое бескрайний виноградник, и выехал на подъездную площадку. Дон Тейлор плавно повернул, и машина бесшумно остановилась сбоку от трехэтажной виллы в Нейпа-Вэлли, прямо возле въезда в гараж.
– Спасибо, Дон, – сказал Бруно, сидевший рядом с водителем.
– До завтра, – попрощался тот.
Пока мальчик бежал к центральному входу красивой, построенной в прошлом веке виллы, двери одного из боксов бесшумно открылись, приведенные в действие автоматическим устройством, что позволило Дону загнать машину внутрь. Шофер вышел из «Кадиллака», вынул из шкафчика красную губку и принялся прилежно очищать корпус от пыли. Он взглянул на часы: была половина восьмого вечера. Его жена Хуанита и дети, конечно, заждались его.
Он уже мысленно слышал ее ворчание: «Хоть в воскресенье эти cabrones [51] могли бы не задерживать тебя дольше положенного». Ей было около тридцати, и она была хороша броской, грубоватой красотой.
В глубине души разделяя суждения своей жены и не оправдывая «этих cabrones», Дон все же пытался быть справедливым. Нельзя было отрицать, что мистер Филип Брайан и его жена Аннализа были людьми весьма щедрыми.
Хуанита их терпеть не могла: ведь с тех самых пор, как Дон поступил к ним на службу, воскресные дни, проведенные ею с мужем, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В отличие от нее, Дон не забывал и о положительных сторонах своей службы: высоком жалованье, чаевых и солидных подарках, не говоря уж о дружбе с маленьким Бруно, к которому мексиканец-шофер питал особую нежность.
– Бедный мальчик, – говорил он жене, – один бог знает, как он вырастет в этом сумасшедшем доме.
Хуанита немного смягчалась.
– Это верно, – говорила она, – el nio es muy bonito [52], но они… они настоящие cabrones.
В ее устах это было тягчайшим оскорблением.
Хотя Дон не смог провести это воскресенье с женой и детьми, он все же провел его не без приятности с сынишкой Брайанов, которого с гордостью считал почти частью своей собственной семьи.
Бруно обожал лошадей и в сезон скачек не пропускал ни одной. Последняя состоялась в Сан-Матео, неподалеку от Бэй-Медоуз, и мальчик поехал туда полюбоваться своими любимцами и посмотреть, как они побеждают.
– Я хочу стать жокеем, когда вырасту, – говорил он Дону. – Что скажешь?
– По-моему, отличная мысль, – соглашался Дон. – Лошади тебе нравятся. Только учти, чтобы стать жокеем, нужно быть тощим коротышкой. Тебе только-только исполнилось семь, а на вид уже не меньше девяти.
– Но я не толстый! И каждый день по часу стою с грузом на голове, чтобы не вырасти, – возражал мальчик.
– Такой смелый опыт может принести плоды, – усмехался Дон, чтобы его ублажить, зная, как мало счастливых минут выпадает на долю бедного мальчика.
