Темный полдень - Весела Костадинова
Когда я вошла в кабинет, Дмитрий сидел за столом, погружённый в бумаги, но, услышав мои шаги, поднял взгляд. В его глазах мелькнуло какое-то напряжение, которое тут же сменилось холодной сдержанностью. Это было ещё хуже, чем если бы он открыто выразил недовольство.
— Дмитрий Иванович, — я старалась сохранить спокойный и равнодушный тон, не давая Дмитрию ни намека на изменение наших отношений. — Вот документы по комплексу, а вот по делам поселения.
Он молча кивнул, показывая головой, где оставить папки и снова погрузился или сделал вид, что погрузился в документы, ясно давая понять, что не горит желанием меня видеть.
— Дмитрий Иванович….
Он замер, глядя куда-то в сторону, потом все-таки посмотрел на меня.
— У меня есть один вопрос….
— Только один, Айна? — его голосом можно было заморозить пламя.
Я замолчала, удивленно глядя на него и не понимая, чем именно могла заработать такое отношение. Сам факт того, что вчера по возвращению в село он отправился к Наталье, а не ко мне, был более чем красноречив. Неужели мой отказ настолько сильно ударил по нему? Но ведь причин не было….
— Да, — все-таки кивнула, держа себя в руках. — Хотела попросить тебя дать мне доступ к архивам села.
— Интересный поворот… — ехидно фыркнул он, прищурив глаза.
— Ладно, Дим, хрен с тобой. Что происходит?
— Скажи мне, Айна, ну так, для понимания, скажем, для общего развития, чем постель московского ублюдка лучше моей?
На мгновение мне показалось, что я ослышалась. Слова Дмитрия, хлесткие и пропитанные ядом, врезались в меня с такой силой, что я ощутила, как внутри что-то взрывается, оставляя после себя горький осадок. Какой-то момент мы смотрели друг на друга, не в силах оторвать взгляд. Его глаза были холодны, в них читались разочарование и боль, смешанные с чем-то ещё — почти презрением.
— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — выдавила я, изо всех сил стараясь прийти в себя.
— А что я не так сказал? Не успел я уехать в район, как ты убегаешь к нему. Айна, ты меня за идиота держишь? Что, мало было приключений с Барским? Да, что вас, идиоток, так к этим ублюдкам тянет-то? Деньги? Вроде и я не бедный…. Что, Айна? Просвети меня!
— Дим, ты сейчас несешь какую-то хрень, честное слово….
— Хрень? — он встал и в два шага оказался около меня. От ярости, исходившей от него, я попятилась назад. — Я просил тебя держаться от него подальше? Ты вообще человеческую речь слушать умеешь?
Его слова резали по живому. Я отшатнулась, едва не задевая стену за спиной, чувствуя, как внутри все закипает. Его близость, резкость и гнев обжигали, заставляя меня балансировать на краю: еще немного, и я потеряю контроль.
— Ты слышишь сам себя? — голос вырвался резче, чем я планировала. — Ты мне вообще кто, чтобы запрещать мне что-либо? — меня начало заносить от злости. Никто не имел права диктовать мне что делать и что нет. Даже Дима.
— Кто я тебе? Айна, я рискую своей шкурой и бизнесом, скрывая тебя здесь!
— Мне тебе за это в ноги броситься, Дим?! Тогда хорошо, я уеду через пару дней. Прости, что….
От ярости у меня темнело в глазах. Я круто развернулась, чтобы выйти из кабинета, но он схватил за плечи и не позволил.
— Стой, идиотка. Куда ты пойдешь? Айна, Андрей тот еще тип! Знаю, у него есть все, что тебе нужно: деньги, серьезные связи, возможности. Но он…. Он играет женщинами. Он не далеко ушел от Барского — тот же типаж. Знаешь почему он здесь? Потому что десять лет назад доигрался! Теперь ни одна приличная семья в Москве не захочет, чтобы он около их дочерей был!
Я замерла, чувствуя, что Дима знает, о чем говорит. Я никогда не задавала Андрею вопросы, считая, что у каждого из нас есть свои тайны и свои скелеты. Как не стала и выяснять кто он, уважая его личность. Но сейчас…. Дима кидал мне в глаза обвинения с такой уверенностью, которая не могла быть просто злостью ревнивого мужчины.
— Я… — в горле запершило, — я не понимаю, о чем ты говоришь….
— Хреновый ты журналист, Айна, если не знаешь, с кем имеешь дело!
— Если тебе есть что сказать, говори прямо, Дима, — произнесла я холодно, внутренне преодолевая растущее сомнение.
Он провёл рукой по лицу, словно собирался с мыслями, и, наконец, посмотрел на меня с таким видом, будто решался на что-то.
— Лет десять назад Андрей был уважаемым бизнесменом, так же, как и сейчас, но… — Дима остановился, подбирая слова. — Он был… азартен. Переходил границы — и не только в бизнесе. Думаешь, в деревне он одинок, потому что устал от суеты? Нет. Это место — его собственное изгнание. В Москве произошёл скандал — крупный и унизительный. Андрей перешёл черту с одной женщиной, и всё закончилось… трагедией.
— Перешел черту…. — эхом повторила я.
— Они не были официально женаты, но все знали о их связи. Потом она захотела разорвать отношения. А он — не позволил. Он ведь большая шишка в определенных кругах. Она покончила с собой, Айна! Будучи беременной покончила с собой! Все есть в интернете….. посмотри сама.
— Беременной? — слова Димы обрушились на меня с силой удара. В голове вспыхнули образы: Андрей, которого я знала, казался таким спокойным, уравновешенным, скрытным, и вдруг — совсем другим человеком. Меня трясло от услышанного.
— Ты понимаешь, почему он здесь, Айна? — Дима продолжил сурово, словно заглядывая мне в душу. — Пока он сидел себе на опушке леса, я терпел этого ублюдка. Но твое отношение к нему….
Я почти не слышала Диму, чувствуя, что из-под ног выбиты последние кирпичики устойчивости. Если то, что он сказал правда…. Кому как не мне знать, что такое властные мужчины и как они умеют разрушать жизни других?
Видимо я пошатнулась, потому что Хворостов испугался, подхватив за талию.
— Айна….
— Отпусти меня, Дим…. Все в порядке. Уже в порядке. Мне нужен доступ в архивы…
— Айна, — он нехотя убрал руки с моей талии. — Конечно. Я подпишу бумаги. Можешь хоть сегодня туда идти — позвоню архивариусу, скажу, что дал доступ.
— Хорошо, — на полном автомате ответила я, чувствуя, как внутри сгорает все живое, что еще оставалось.
Я смотрела на бумаги в его руках, но всё вокруг застилал туман, и нестерпимая горечь разливалась внутри. Глупо было скрывать, что сейчас я была на грани, и ещё глупее было стоять перед ним, пытаясь делать вид, что всё это не разрывало меня
