Упал. Очнулся. Папа! (СИ) - Логвин Янина
Я вскочила на ноги и подалась вперед, совсем забыв о том, кто передо мной. Гневно взглянув на шефа, выставила перед собой палец и потребовала:
— Т-то есть?! А ну не смей обо мне так думать! За кого ты меня принимаешь?.. Степка мой, а Риточка и Соня дети моей старшей сестры Ольги. У Оли не было мужа, а у Сони другой мамы, кроме меня. Не знаю я ничего об их отце! Оля умерла при родах, и девочки остались одни. Мы жили со Славкой в городе на съемной квартире, а тут еще двое детей, вот он и не выдержал — сбежал! Но я была замужем и ничего такого у меня ни с кем не было, слышишь! И с твоим дедом тоже! Как вы мне все надоели с этими слухами! — неожиданно призналась в сердцах. — Мне с тремя детьми вообще ни до чего дела не было, если ты не понял! И я не врала, когда сказала, что Славку сто лет не видела! И я не заставляла тебя спать со мной! Ты сам ко мне лип!
— Лип! Поэтому ты взяла и про измену придумала! Чтобы мне за это совестно стало? За то, что посмел хотеть свою жену, да?
Вот недаром Воронов себя уважал — умел он отделять зерна от плевел и ставить людей на место. Едва правду услышала, вмиг возмущение сдулось и захотелось опять извиниться. И снова горячий румянец полез на щеки. Потому что вспомнила, как он изумился и как просил простить. Как я ревела, потому что он оказался лучше Славки. Всего за какую-то неделю сильнее, надежнее и преданнее. И как говорил, что я у него красивая.
Вот только сейчас нас больше ничего не сближало, а напротив разъединяла обида и гордость. И не была я больше для Андрея ни красивой, ни единственной.
Ни королевой, которую он фотографировал под новогодним фонарем.
— Андрей, пожалуйста, прости, что так вышло. Я не придумала. Я сказала правду, но не о тебе. Ты бы не сбежал и не бросил, теперь я знаю. И на детей не обижайся, они тоже это почувствовали. Если сможешь, сотри все из памяти и забудь.
— Ты даже не представляешь, как я зол на тебя. Ужасно зол!
— К сожалению, представляю…
— Уволю к чертовой матери! Сожалеет она!
Глава 51
Сзади, за спиной Воронова, послышался шум, чьи-то шаги и неловкое покашливание:
— Кхе-кхе! Андрей Игоревич, мы что, не вовремя?
— А мы тут решили не опаздывать. В связи с последними событиями пришли пораньше. Здравствуйте, Дарья!
— Здравствуйте… — я опустила плечи, схватила со стола первую попавшуюся папку и выпрямила спину, приветствуя вошедших в приемную директоров. И если надеялась, что Андрей поспешит сделать вид, что между нами только что не было ссоры — то зря. Потому что он и не подумал переключить внимание на вошедших.
Сначала, склонившись ко мне ниже, признался:
— Видеть тебя не могу! — правда так, чтобы услышала только я, и только потом сдернул со стула портфель и направился широким шагом в свой кабинет.
— Добрый день, Олег Максимович! Здравствуйте, Алексей Иванович! Хорошо, что раньше… Проходите, скоро начнем!
Я стояла ни жива, ни мертва. Но Воронов даже побледнеть мне как следует не дал. Отдал громко распоряжение во все еще распахнутую дверь:
— Петушок, будьте добры, принесите мне кофе. Немедленно!
Вот и как его понять? А как же «видеть тебя не могу?»
* * *Совещание продолжалось семь часов без обеда и проходило сложно. Решался главный вопрос дня — будущее «Сезама», и в сердце управления компанией вскрывались карты.
Оказалось, что человеком, замыслившим заговор против семьи Матвея Ивановича, был Долманский Юрий Петрович — сын партнера Воронова-старшего и его многолетнее доверенное лицо. И услышав это имя, я так изумилась его причастности к махинациям и покушению на Андрея, что схватилась рукой за сердце — вот уж о предательстве кого я и подумать не могла! А вот его связи с Пригожевой удивилась меньше, как и новости о том, что Юрий Петрович вместе с Людоедочкой сбежал из страны, бросив свою семью.
Кроме Валерия Куприянова, который в полиции начал давать показания, повязаны с Долманским оказались еще трое директоров, присутствующих на совещании. Сообщив о начале большого расследования, Воронов ледяным тоном потребовал от них подписать заявления об увольнении, посоветовал нанять адвокатов, и без сожаления выпроводил последних из кабинета, не став слушать никаких объяснений. Этот молодой мужчина обладал прямо-таки стальным характером и безжалостной хваткой, проявление которой в чистом виде я наблюдала прямо сейчас — искры висели просто в воздухе и рушились карьеры, а на каменном лице Андрея Игоревича не дрожал ни один мускул и не отражалось сочувствия. Даже мне этих директоров стало жалко (на какую-то секундочку), а так-то я была возмущена вместе со всеми!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Да, я присутствовала тут же, потому что никто из кабинета мне уйти не разрешил. А напротив, очень четко дал команду составить краткий протокол совещания. И стоило мне направится к дверям не по делу, как я слышала строгий голос шефа:
— Дарья, уточните в реестре, когда у нас был заключен первый договор с «БазисСтройСервис» и кто выступал участником подписанных соглашений?
— Дарья, где у нас документы по проекту «Витязь-контроль»? Меня интересует кто утвердил план индивидуальной жилой застройки несуществующего микрорайона, даты и список строительных фирм — участников проекта.
— Дарья, принесите воды Петру Ивановичу.
— Дарья, сделайте копию вот этих материалов ревизии и внесите их номера в протокол…
— Дарья, раздайте всем на подпись вот эти документы…
— Дарья, соберите документы…
— Сергей Витальевич, вы сюда пришли буравить моего секретаря взглядом или решать актуальные вопросы компании? Да, я был в ресторане с Петушок. Вам не соврали. С кем и куда мне ходить — мое личное дело! Но если вы считаете иначе, так и быть, я готов отодвинуть повестку дня в сторону и обсудить с вами этот важный вопрос. Не хотите? Хорошо. Тогда уясните на будущее, что мне нравится, а что нет, и вернемся к финансовой отчетности за прошлый год…
В общем, когда в начале шестого вечера из кабинета вышел последний директор, все были в мыле, и я тоже. К тому же, вдобавок ко всему у меня дрожали руки, ноги и пылало лицо. Если Воронов и хотел мне отплатить сторицей, то у него это получилось сполна. Никто еще так уверено и в лоб не подтверждал слухи о связи со своим секретарем, как это сделал Андрей. Он просто никому не оставил сомнений чего я стою.
И мне тоже.
Когда смогу, обязательно разревусь по этому поводу. А лучше напьюсь с горя — да хоть с Лизкой! Тем более, что и повод впереди подходящий — Новый год. Осталось только заявление об увольнении написать и больше я Андрея не увижу…
Стало грустно, тоска сжала сердце и захотелось разреветься «вот прям щаз».
На этот раз шеф меня не остановил. Сунув руку в карман брюк, он замер у окна наедине со своими мыслями и стаканом воды в красивых пальцах. Сейчас они были жесткими и неподвижными — такими же, как его губы. Но я ведь знала, что они могут быть другими.
О-ох. Лучше об этом больше не думать.
Я закрыла протокол совещания своей подписью, собрала с длинного стола все документы и отнесла их на стол к генеральному. Тихо вышла из кабинета, притворила за собой дверь и неожиданно обнаружила в приемной молодую женщину — высокую темноволосую незнакомку в длинном бежевом пальто и такого же цвета сапогах. В черном брючном костюме и с черной сумочкой на плече. Очень стильную и деловую — я бы так сказала.
А еще уверенную в себе и красивую.
Она сидела на гостевом диванчике, явно никуда не торопясь и, увидев меня, сухо улыбнулась — как улыбаются незнакомым людям — и поднялась навстречу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})К этому времени уже половина управления успела разойтись по домам, а журнал посещений был пуст. Я видела ее тут впервые, поэтому ожидаемо спросила:
— Здравствуйте. Вы к Андрею Игоревичу?
Она ответила с легким акцентом — или мне показалось?
— Да, я к Андрею.
— П-простите, но он не принимает без записи. Он только что провел сложное совещание и… и устал.