Неудачница: перезагрузка (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша"

— Могу его понять, — искренне отвечает Лина, — ты заставила его сильно понервничать.

— Всё было так плохо? — сосредоточенно смотрю на неё.

— На него страшно было смотреть, — вновь честно отвечает Лина.

— Я считала себя виноватой, — коротко произношу и прохожу к окну.

— В чём? В смерти Глеба? — Лина качает головой, не скрывая своего отношения к моему поведению, — Мила, если кто виноват, то уж точно не ты. Самуил Викторович рассказал Тане о Джун, Таня рассказала об этом Глебу, я не поддержала его в тот момент, когда он нуждался хотя бы в одном друге. Мы все отпустили его в аэропорт… Мила, да ему было даже не с кем поговорить! Но если быть честными до конца, он сам в этом виноват.

— В том, что самолёт упал? — чуть холоднее, чем нужно, спрашиваю у неё.

— В том, что не прислушался к нам. В том, что предпочёл холить свою обиду на весь мир. В том, что отвернулся от друга, узнав, что тот может быть его соперником за твоё сердце… Мила, сама подумай, что бы он сказал той девушке?.. Как бы себя с ней повёл?.. И как бы отреагировал, узнав правду?..

— А ты знаешь её? Это правду? — сосредоточенно смотрю на её лицо.

— Никто не знает. Только сама Джун. Но это дело двух сердец — нам об этом знать не нужно, — мягко покачав головой, отвечает Лина.

— Как у вас дела? — спустя пару секунд молчания, перевожу тему я.

— Лучше не спрашивай. Это какая-то нескончаемая битва характеров. Мы отвоёвываем друг у друга каждую мелочь… каждый сантиметр своей свободы… — она вдруг усмехается и задумывается над чем-то, уплывая в воспоминания… в приятные воспоминания…

— Я всё время думаю о нём, — признаюсь непроизвольно.

Наверное, всё это время я хотела выговориться. Ничем иным появление этих слов в тишине комнаты, я не могла объяснить.

— О Глебе? — Лина тут же меняется в лице.

— Что было бы, выбери я его… — произношу тихо и тут же корю себя за эти мысли.

— Мила, ты бы не выбрала его. Ты его не любила, — терпеливо, словно малому ребёнку, говорит мне Лина.

— Да, но… я же могла попробовать. Попробовать помочь ему…

— Ты что, психиатр? — не выдерживает подруга.

Удивленно смотрю на неё. Она очень редко повышает на меня голос. Точнее — вообще никогда.

— Нет, но…

— Ты готова была заниматься его лечением? Всю жизнь? Готова была сносить все прелести характера сломленной личности? Готова была полюбить его, зная, что он никогда не поймёт значения этого слова?

— Ты преувеличиваешь…

— Хватит страдать ерундой, Мила! — резко произносит Лина, глядя на меня со злостью в глазах.

— Почему ты…

— Целый год ты буквально сносила всем нам голову. Целый год я наблюдала за тем, как гаснет мой лучший друг. Теперь прошло два года, скоро ты будешь иметь от него ребёнка. Хватит. Хватит!

На моих глазах сами собой появляются слёзы…

— Я не могу с этим справиться. Я чувствую вину. Постоянно чувствую вину… — произношу едва слышно, пытаясь остановить поток влаги из глаз.

— За что? — тут же смягчается Лина, подходя ко мне и крепко — насколько позволяет округлившийся живот — обнимая, — За то, что не смогла его полюбить?

Я судорожно киваю, стараясь не шмыгать носом. Получается плохо.

— Дурочка моя, — Лина ещё крепче обнимает меня, позволяя выплакаться в её дизайнерский пуловер, — Бог дал тебе замечательного мужа. Он дал тебе ребёночка и лучшие условия для его появления на свет. Не нужно изводить себя пустыми переживаниями. Ты не обязана была полюбить его. Тем более, по принуждению. Глеб сам выбрал свой путь — веди он себя иначе, всё бы могло сложиться по-другому, но он был тем, кем был. Ты ни в чём не виновата… у тебя нет силы менять людей по щелчку.

— Но сейчас у меня получается, — замечаю с легкой гордостью, наконец, справившись со своими эмоциями.

— Бог мой, только не говори, что Макс разрешает тебе продолжать заниматься ЭТИМ!

— Он мне вообще мало в чём отказывает… — шепчу, пытаясь побороть улыбку.

— Мила! Телефон доверия? В твоём-то положении?! — Лина с ужасом смотрит на мой живот.

— Это Мой благотворительный фонд и Мой телефон доверия! — капризно бурчу я, всё же нежно проводя по животу рукой.

— Это очень по-взрослому, — подняв бровь, замечает Лина, а я показываю ей язык.

— Прости меня… ты права, — произношу негромко, после нескольких секунд тишины; затем перевожу взгляд на дверь, за которой сейчас находились мужчины, — Я очень люблю своего мужа и понимаю, сколько хлопот ему доставила…

— Главное, больше не доставляй, — на этот раз бурчит Лина, затем вновь косится на живот, — ну, помимо очевидных.

— Просто иногда мне приходит мысль…

— Какая мысль, Мила? — медленно переспрашивает подруга, настороженно глядя на меня.

— А что, если бы в тот раз… я забеременела?

Странный звук шлепка заставляет меня обернуться и посмотреть на Лину.

Интересно, на её лбу появится синяк?..

— Я серьёзно… если бы Глеб не… прервал половой акт, — начиная неистово краснеть, всё тише бормочу я, — то сейчас бы у нас была его частичка… его продолжение… — совсем стихаю.

— Я, наверное, не должна этого говорить, но раз уж тут такой особый случай… — Лина вновь качает головой и медленно выдыхает, а затем поднимает на меня взгляд, — Мила, ни один из наследников счета в швейцарском банке НИКОГДА не заведёт ребёнка до вступления в определённый возраст. Это правило, прописанное в завещаниях их отцов. Никто из них НИКОГДА не подвергнет себя опасности, остаться без наследства. Все последующие наследники должны быть рождены в браке, от, угодной главам семейств, девушки. Говорю не за всех богатеев, а за всех своих знакомых, имеющих счёт с семью нулями. В долларах, естественно. В том числе и за Глеба. И за Бесова, которому насрать на это наследство, пардон за мой русский — само вырвалось. И за Макса.

— Мужчины охотно делятся с тобой своими секретами, — замечаю с лёгким недоверием.

— Я верчусь в этом обществе с детства, — Лина смотрит на меня взглядом «да, я профи»; затем хмурится, — а откуда вообще эти мысли о ребёнке Глеба?.. Ты какую книгу читаешь?!

— Хорошую, — пряча от неё свои глаза, бормочу в ответ.

— Сожги, — с лютым выражением на лице произносит подруга.

— Я подумаю над твоими словами, — «успокаиваю» её, ощущая, как пропадает тяжесть с сердца.

Выходит, если бы Глеб хотел, он бы позволил мне попробовать забеременеть — естественно, что я не ожидала, что это могло произойти с первого раза. Но Глеб этого не хотел. Нет, он хотел совсем другого.

Почему-то действительно становится легче.

Даже смешно…

Наверное, это всё гормоны.

— У тебя отличный мужчина, Мила. Хватит в этом сомневаться, — негромко произносит Лина, открывая дверь в коридор.

Впереди начинает маячить свет из гостиной с черно белой фотографией молодого красивого мужчины в углу…

— Я и не сомневаюсь, — произношу негромко, начиная неспешно идти к своему мужу, — как ни странно, я очень четко осознаю, что он — это лучшее, что могло со мной произойти.

— Говоришь, как отец Глеба, — фыркает Лина.

Фыркаю в ответ. Мы останавливаемся в проёме двери, глядя на то, как двое наших самых любимых мужчин негромко беседуют о чём-то, неспешно поглощая салат и закуску. Собираться в этот день стало нашей традицией… В прошлом году с нами была Таня, но её весьма активное общение с отцом Глеба явно пришлось не по душе импульсивному Бесову — потому в этом году брат пришёл без сестры. Но это не значило, что я не позвоню девушке сегодня вечером и не спрошу, как она себя чувствует. Все мы изменились за это время. Все мы стали чуть ближе друг к другу.

И теперь, глядя на то, как Лёша что-то спокойно говорит моему мужу, я задумалась о том, кем мы были, и кем мы стали.

И кем могли стать.

— Мне кажется, я знаю, о чём ты думаешь, — негромко произносит Лина, прислонившись к косяку.

— Давай, добей меня своими умозаключениями, — тихо бурчу я, впрочем, начиная улыбаться.