Наталья Светлова - Научиться дышать
— С тобой я почти и не помню, как было «до».
Очутиться бы сейчас в другом месте, где нет стольких людей! Прижаться к нему, к его теплой груди, в которой бьется гигантское сердце. Бьется за троих. Оглядываясь назад, имея за спиной слишком тяжелый багаж из ошибок и проступков, оттянувший плечи, она могла с уверенностью сказать, что настоящий мужчина не тот, который имеет много денег, а тот, который имеет много места в своем сердце. Наверное, так можно сказать и про человека в общем. Не имей сто рублей, а всего лишь одно большое сердце.
— А где, кстати, твой друг? — только сейчас вспомнила, зачем пришла сюда.
— Пашка не придет. Зараза, вечно так поступает. Ну ничего, так даже лучше — устроим романтический обед.
— Романтический обед? Да ты заделался последователем Шекспира!
В этот момент к их столику подошел официант с легкими закусками и шампанским. Такая и есть жизнь женщины с настоящим мужчиной – праздник. Игристый, перламутровый, упоительный, сказочный. Ее переполняла нежность к этому человеку, вытекала из пор, заражала воздух вокруг. Не придумали еще поэты слов, чтобы описать любовь. Любые слова ничтожны перед могуществом любви.
— За судьбу? — предложил тост мужчина и, расценив счастливую улыбку на губах спутницы за согласие, чокнулся с ней бокалами.
Судьба — штука своенравная. Порой приходит к тебе голая, в неприметной одежде, не сияя огнями и не трубя фанфарами. Порой ее трудно узнать: так хорошо она себя гримирует. Но она всегда приходит к тебе в тот момент, когда ты готов принять ее. Останется только не побояться поцеловать жабу, чтобы перед тобой предстала принцесса.
— Ты моя судьба, и другой мне не надо! — нараспев сказала девушка и потянулась к нему за поцелуем.
— Бесстыдница.
— И пусть смотрят. И завидуют.
Когда ты счастлив, хочется взять громкоговоритель и кричать, нет, орать, срывая глотку, о своем счастье. Но не для того, чтобы похвастаться, вовсе нет. Ведь счастьем нужно делиться, рассыпать его конфетти в воздухе, открывать его, точно бутылку шампанского, для всех. Счастье для тебя одного никогда не будет значить так много, как счастье для всех.
— Наши планы на театр не меняются? Идем на кукольное представление?
— Конечно. Она только про это и говорит! Спасибо тебе за... ты знаешь за что.
Щеки девушки вспыхнули, словно головка спички, и тут же потухли. Пальцы крепче сжали его широкую ладонь. С ним ее жизнь никогда не станет прежней, не вернется к тому кошмарному состоянию, в котором он подобрал ее и выходил, точно котенка. Дал приют в своей безграничной душе двум несчастным созданиям.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Ксюша, — голос мужчины, словно кружевная, ажурная вьюга, потрепал ее волосы, прошелся в ласковых касаниях по шее и подарил невесомый поцелуй в щеку. — И мне не нужна твоя пожизненная благодарность. Не она была моей целью.
— Я знаю, милый. Все знаю. И за это я тебе признательна тоже — за то, что ты не требуешь моей благодарности.
***
— Как прошел учебный день, Светочка? — поинтересовалась девушка, помогая девочке застегнуть куртку и надеть шапку поверх аппарата на ухе. — Понравилось у нас?
— Очень, Ирина Анатольевна.
Такая маленькая девчушка, но уже знает, что представляет собой несправедливость. Жизнь, словно разверзшаяся на две части земля. Одни остаются на светлой стороне, в безопасности и достатке, а другие... другие влачат жалкое существование на обратной, темной стороне. Ее сердце грело знание того, что у малышки есть любящие родители.
— Вон мой папа! — пальчик малышки показывал в окно на белую «мазду». — И мама с ним.
Точно обеспеченные родители. Женщина кажется ей знакомой...
— Добрый день, — раздался из дверей женский голос, и все взоры устремились на его обладательницу. — А мы с вами уже виделись, увы, при не самых приятных обстоятельствах. Еще раз приношу вам свои извинения.
— Ничего страшного, все уже высохло, — с трудом выговорила она, узнавая в девушке ту сучку, облившую ее грязью из лужи.
— Вы Светочкина учительница?
— Да, Ирина Анатольевна Вересова.
— Оксана Демьянова, можно на «ты».
Девушки пожали друг другу руки, и напряжение между ними спало. В самом деле, лужа не такой уж и веский повод для ненависти и обид.
— А это мой будущий муж, Иван Волков.
Голова Вересовой слишком резко крутанулась в сторону вошедшего мужчины, желая убедиться, что она не увидит того самого Волкова. В глазах замигали пятна всех цветов, она была вынуждена проморгаться.
— Папа! — малышка кинулась к нему на руки.
«У ее папы другая фамилия», — ее осенило только сейчас, кого девочка называла своим отцом.
— Ира? — Волков был поражен не меньше ее, но ему не пристало выказывать бурные эмоции при своей семье от встречи с бывшей девушкой. — Ксюша, Света, это моя давняя знакомая, с которой мы не виделись три года.
Все еще раз познакомились, только уже в более неформальном стиле. Так казалось Оксане. Для Вересовой же никакой легкости и в помине не было в этом знакомстве.
— Ну, мы в театр собираемся. Времени болтать "за жизнь" нет. До встречи... как-нибудь, — открестился от общения с ней Иван и, подняв девочку на руки, вышел из здания школы.
Волчара... Глаза Ирины были прикованы к двери, из которой он только что вышел. С чужим ребенком на руках.
«Со своей дочерью», — поправила она себя.
2
Каждый убежден, что другие ошибаются, когда судят о нем и что он не ошибается, когда судит о других.
Моруа Андре
Чайник закипел, оповещая об этом свою хозяйку противным свистом. Или это ей свист казался противным? В последнее время даже малейший писк или неназойливое жужжание (да любой на свете звук) могли вывести ее нервную систему из строя. А была ли она вообще в строю?
Можно ли назвать полностью одинокого, оставленного гнить в паутине своих ошибок и прегрешений человека нормальным? Общество отворачивается от таких людей. Оно видит, чует их непригодность. Другим людям достаточно и взгляда, чтобы осознать, что с тобой не все в порядке. Но как все может быть в порядке, если все твои собеседники отныне лишь скучные, дотошные, совершенно невоспитанные стены? Так и лезут во все щели со своими нравоучениями.
Девушка вздохнула, оглядываясь вокруг себя. Она сама все потеряла. Рука коснулась собственного отражения в зеркале. В чистом, отполированном, натертом до рекламного блеска зеркале. Так одинокие люди, которым нечем больше заняться, проводят время: натирают зеркала до безукоризненной чистоты. Бытовая рутина заменяет праздники и любые увеселительные мероприятия. И самое печальное, что каждый сам волен решать: закопать себя в яму опустошенности и покинутости всеми или же быть сильнее страха и слабостей.
