Владимир Витвицкий - Двадцать пять дней на планете обезьянн
Они быстро прошли по узким коридорам и лестницам вниз, мимо мелькающих рядов дверей с загадочными для непосвященного надписями, вдоль стрелок на стенах, под змеящимися под потолком трубами и кабелями. Стены коридоров окрашены в различные цвета — чтоб не заблудиться, но не смотря на это привычна экзотика подземного объекта жутковато давит искусственностью света и несвободой воздуха на снующих по коридорам обезьянн. Начало дня, и черные, цвета формы дрилов, осколки тени утренней змеи рассыпались по разноцветным направлениям. Но пройдет полчаса, сменятся вахты, и все успокоится.
Вот и нужная дверь, одна из многих, с буквами и цифрами на ней — название боевого поста. Нажатие на кодовый замок — и они, выпрыгнув из коридорной спешки, врезались в стандартную статичность круглосуточного дежурства, немного растревоженную пришедшей сменой. Мигание лампочек и шкал, специфичность звуков, привычность направлений взглядов и точность фраз.
— Задерживаемся? — сурово спросил дежурный. — Или все-таки опаздываем!
Он в чине лейтедрила, а значит молод и от этого показательно грозен. Он восседает посреди длинного, во все центральное помещение стола. Справа от него — помощник мичудрил, который служит давно и знает все, слева — диспетчер, мичудрила средних лет по имени Рила. А перед столом, метрах в пяти он него, большой, во всю стену экран, или правильнее — планшет, и обезьяннши-планшетистки рисуют на нем четкие и жирные, плакатные стрелки, прокладывают маршруты и пишут большие буквы. Но все справа налево, и получается белиберда. Там, за экраном, с той стороны, внизу, оперативный зал, и дрилы больших рангов, издали глядя на экран-планшет, а заодно оценивая силуэты планшетисток, сначала обязательно думают и затем решают, куда какой корабль двинуть, или послать в назначенный квадрат подводную лодку, или поднять пару самолетов, или оставить все на месте. Шимпанзун и Безьянна — планшетистки, пришли на новеньких — сменить стареньких.
— Торопимся! — за себя и за еще не оттаявшую подругу ответила Безьянна, и они быстро прошмыгнули в дверь за спиной дежурного.
И сразу же врезались в другую, теперь уже говорящую спину. Спиной к двери, а значит и к ним стоит ифоцер — их комадрил, а комадрила, естественно нужно любить не только в фас и в профиль. Перед ним молоденькая обезьянна в форме, но очень короткая юбка противоречит уставу, хотя и радует его суровый глаз.
— Ну в чем дело? Я не пойму, честное слово! Сколько можно говорить?! — произнесла спина с плохо сдерживаемым внутри мундира надрывом, и стало ясно, что это не первый вопрос и что этот вопрос почти риторический. А спина с такой риторикой не согласна.
— А в чем дело? — с притворным непониманием и тренированной невинностью в голосе переспросила симпатичная обезьяннка в короткой юбке.
— Я же просил, умолял… всех, одевать на службу что-нибудь поприличнее.
В раздевалке еще несколько обезьяннш, новая смена. Они молчат и честно слушают строгие комадрильские слова.
— Не понимаю, о чем вы? Сами же знаете, что формы на складе нет, а материалом не дают. Разоружение! Пошила из чего было.
— Но не раздевание же! Что, в самом деле больше не нашлось?
— На обрезки много ушло.
В ответе обезьяннки снова прозвучала показательная невинность, а у комадрильской спины, там, внутри, образовалось разреженное пространство, дефицит воздуха и невозможность звука. Главное, чтобы не случилось избытка внутреннего напряжения!
— Доиграетесь, у вас вся премия на обрезки уйдет! — наконец-то выдохнул комадрил. — И не только у вас! Я это всем говорю.
Все — это планшетистки, телеграфистки, радистки, экспедистки. Они молча и внимательно слушают комадрила, потому как положено слушать, тем более он им, в общем-то, не враг. А еще в этой комнате с десяток телеграфных аппаратов, но и они почтительно молчат.
— Оран Гутанович, говорят, скоро брюки выдадут? — спросила одна из обезьянн, та, что постарше.
— Спортивные! А мне смирительную рубашку. Поймите, вы же к начальству ходите, бумаги носите.
— А что, ему нравится, оно довольно, — вновь напомнила о себе и о пользе игры в непонимание молоденькая обезьянна.
— Хорошо, что вы не видите, как оно довольно, когда меня на ковер вызывает!
— По этому поводу? Не может быть!
Чувствуя бесполезность всяких доводов и близость нового приступа кислородного голодания, комадрил резко повернулся, и… его взгляд уперся в Шимпанзун, в ее расстегнутое пальто и в длинные, красивые, стройные и чудовищно чулочные ноги.
— Мамочка! — вырвалось у нее.
— Вот именно!
Суровый комадрильский взгляд сломался, а майодрил, убедившись в безнадежности любых слов, вышел из раздевалки в центральный пост, плотно закрыв за собою дверь. В его, понятно что майодрильских (он закончил гражданский вуз и не имеет права называть себя тридрилом), но вполне еще гибких мозгах столкнулись суровость и нежелание спора. А еще, наверное, весна и неплохой для священника, но неудобный для дрила характер. Из-за двери послышался прыск-смех.
— Детский сад!
Он суров не только для обезьяннш из раздевалки, но и для всей дежурной смены. Однако смена — сидящие за столом и стоящие у планшета-экрана, почему-то смотрят на него сочувственно и бесстрашно. Со срочниками было проще — но разоружение, сокращение — и набрали местами ногастых и частично незамужних. Беда!
— Оран Гутанович, — тоном учительницы, знающей чуть больше, чем этого требует школьная программа, обратилась к нему мичудрила по имени Рила, помощник номер два, — напрасно вы так остро реагируете. Они же молодые, им хочется ножками посветить. Это же вполне естественно.
— И не безобразно, — поддержал ее первый помощник, знающий комадрила с лейтедрильских времен.
— А начальство действительно довольно, — согласился с подчиненными дежурный, — оно их так и различает. Спрашиваешь, — кивнул он на телефоны без дисков, — а где там наша экспедистка? Какая, — отвечают, — в короткой юбке? Да, — говоришь, — с ногами. Уже ушла. Все быстро и понятно. Они же не разбираются, — он снова кивнул на телефоны, — кто откуда, а внешне запоминают. Удобно, и время здорово экономит. Энергосберегающая технология!
— Только не надо никого защищать, — комадрил немного поостыл, — а то, по-вашему получается, — теперь уже он кивнул на телефоны, — что там сексуальные маньяки, а я ими же неправильно соорентированный энтузиаст. Ладно, дежурьте, не отвлекайтесь.
И взяв с аппаратной стойки мицу, он вышел. Сидящие за столом встали, а в закрывающуюся дверь из коридора влетели внятные слова:
