Развод. Спутанные жизни (СИ) - Мориц Лия
Растерянно протягиваю ему маленькую расчёску. Он недоумённо смотрит на неё, а потом поднимает взгляд на меня.
— Марина, это не пойдёт. Вы же наверняка загрязнили образец своими клетками.
Вглядываюсь в расчёску, и не понимаю о чём он говорит. Он тяжело вздыхает, глядя на мою беспомощность.
— Моя вина. Я вам не объяснил, как собрать образец.
— Что же делать?
— Не ездить же мне два раза? Давайте я соберу анализ, уже как следует. Лицензия врача у меня есть. Арина, я так понимаю, наверху, в квартире?
— Она спит…
Хочется отпираться, не пускать его домой. Я не хотела никого впускать в квартиру. Хотела оставить её своей неприступной крепостью, только для меня и для моей малышки.
А вот моё сердце ликует и бешено колотится. Оно отчаянно хочет остаться с ним наедине. Вдохнуть поглубже его парфюм. Ещё раз коснуться руки. Ещё раз взглянуть в глаза.
— Не волнуйтесь, я не потревожу её сон. Процедура быстрая и безболезненная.
Опять мешкаюсь в неуверенности. Неожиданно он ободряюще поглаживает меня по плечу. Сердце подпрыгивает от удовольствия и эйфории, и я отворачиваюсь, чтобы не показать, насколько мне важен его жест. А то ведь актриса из меня — никакая.
— Марина, можно на «ты»? — киваю, — Не волнуйся. Всё будет хорошо.
Произносит твёрдо и уверенно. Такие простые и короткие слова — а мне все мои проблемы перестают казаться глобальной катастрофой. Как будто с моих плеч сняли тяжеленный груз.
— Хорошо. Пойдёмте, — бормочу я, не до конца осознавая, что я чувствую, и открываю подъездную дверь своим ключом, — только тихо. Арина спит.
— Я как мышка, — улыбается он и складывает руку в жесте «окей». От этого мышцы на его плече напрягаются и рубашка грозит лопнуть на руке.
Непроизвольно прыскаю от этого расходжения слов с делом, пока он, неся свой чемоданчик проходит в темноту подъезда.
8. Андрей
Захожу в квартиру, и обалдеваю. Меня обдаёт уютом. Впервые за столько лет.
Последний раз я чувствовал себя так комфортно и хорошо только в глубоком детстве.
А вот вся остальная моя жизнь была постоянной работой двадцать четыре на семь. И сейчас я понимаю, что ещё никогда не ощущал так остро потерю этого душевного тепла.
Искал его, и с Кристиной мне даже показалось, что нашёл. Но это совершенно не то.
Вот как должен выглядеть, ощущаться, пахнуть, в конце концов, дом счастливого человека. Тёплый свет, детские фотографии на стене, подушечка тут, статуэтка там. Такое может сделать только искренне любящая женщина.
Мой же дом, несмотря на то, что там какое-то время жила Кристина, так и остался унылой холостяцкой берлогой. Я не чувствовал там ни тепла, ни заботы, ни уюта. Потому что Кристина не хотела это тепло дарить.
Понимаю, что Марина ошарашенно смотрит, как я стою посреди её прихожей, как баран.
— У тебя очень уютный дом, — говорю я, чтобы не молчать, как дурак.
Она явно смущается и прячет глаза. Очень красивые глаза.
— Спасибо вам… тебе, — спохватывается и переходит на шёпот, — детская там.
Ставлю бокс на комод с большим зеркалом и снимаю обувь. Из бокса достаю пару медицинских перчаток, комплект стерильных ватных палочек для образца и пакет с пломбой. Киваю Марине и шепчу ей, натягивая перчатки:
— Я готов.
Она кивает в ответ, и открывает дверь в комнату детской.
Внутри жёлтым тусклым светом горит ночник, и спит маленькая девочка, больше похожая на ангела. Неудивительно, что когда речь заходит о ней, Марина становится похожа на тигрицу, готовую рвать и метать обидчиков.
И муженёк у неё — мудак. Бросить такое сокровище, даже не перепроверив всё вдоль и поперёк. Придурошный какой-то. Некоторые и мечтать не смеют о заботливой красавице-жене, очаровательной дочке, и уютном тёплом доме, где тебя всегда поддержат. А этот бросает всё и сваливает. Мне не понять.
Присаживаюсь на корточки перед девочкой, стараясь не дышать лишний раз, и не потревожить её сон. Аккуратно приоткрываю рот, и провожу ватной палочкой по языку. Вот и всё. Встаю, удовлетворённо кивая сам себе, что малышка даже не шевельнулась, и выхожу из комнаты, чтобы упаковать образец в коридоре, и не шуршать пакетом у ребёнка под ухом.
Марина аккуратно закрывает дверь детскую.
— И это всё?
— Я же обещал. Быстро, безболезненно, и я не потревожил сон ребёнка, — убираю запечатанный пакет с образцом в бокс и стягиваю перчатки с чувством фокусника, у которого успешно прошёл трюк, — давно не занимался врачебной практикой, но руки всё сами помнят.
— Я думала, ты большой начальник, а не врач.
— Врачам мало платят. Иногда приходится выбирать — либо любимое дело, либо жизнь в достатке и комфорте. А я не люблю жить в дискомфорте.
«Ага. Вот только в этот самый дискомфорт ты себя и загнал вечной работой, закупкой оборудования, поездками по филиалам и бесконечными советами, совещаниями, конференциями. Себе-то не гони» — мерзко подсказывает внутренний голос.
Марина грустно улыбается.
— Моим любимым делом была семья. И где я теперь? Без пяти минут разведёнка. А ребёнок…
— Спокойно. Без вердикта лаборатории не будем делать выводов. Решать проблемы будем по мере их поступления.
— "Будем"? — переспрашивает она, поднимая на меня взгляд, а я мысленно бью себя ладонью по лбу. Хотя… Почему бы и нет? Мне приятно находиться в её компании. Особенно сейчас, когда она не истерит и не распугивает моих клиентов.
Даже если девочка не её дочь — поднять на уши роддом, пара судебных исков, определить, где родной ребёнок, связаться с её опекунами, дальше решать по ситуации. Ничего такого, с чем бы не справились мои юристы. В голове уже есть план. А для Марины это будет огромной помощью. Без меня она не справится.
— Я рад помочь хорошим людям в беде. Хорошие люди сейчас — вымирающий вид.
Улыбаюсь ей, а перед глазами снова возникает холодное лицо Кристины, раздосадованное, что я дал ей всего два часа, чтобы освободить квартиру. А потом ещё одна сцена, где она, абсолютно счастливая, целуется с пареньком-пиявкой. Передёргивает от омерзения. Да. Хороших людей мало осталось.
— Спасибо… Спасибо, — Марина вырывает меня из неприятных воспоминаний, и я снова сосредотачиваюсь на её лице. Красивом лице. Днём я этого не заметил. Обстановочка была не та, — не представляю, как бы я это всё решала без тебя.
— Наверное, никак, — беззлобно улыбаюсь я, и в этот момент она обнимает меня, насколько хватает рук и утыкается головой в грудь.
— Спасибо, — она невнятно бормочет в меня, и, кажется, сейчас опять заплачет, — Все бросили меня разгребать проблемы одной. Заклеймили шлюхой, оставили без гроша в кармане, бросили как ненужный мусор…
Остерегаюсь пошевелиться, но всё же поднимаю руки, и глажу её по спине, стараясь утешить. В такие моменты женщине нужно просто выговориться, а все разумные аргументы — дело лишнее.
— …я думала, что это мои близкие люди. Старалась, как могла на их благо. А после того, как отдавать стало нечего, вытерли об меня ноги и ушли, как будто меня никогда и не было…
Внезапно мне приходит самая сумасшедшая идея за последние дни. Но это её точно успокоит.
— Марина, а хочешь, вместе сходим в ресторан?
9. Марина
Всё утро мне кажется, что я не хожу, а порхаю от лёгкости.
Вся неподъёмная тяжесть проблем последних дней наконец-то перестала на меня давить, и я, смеясь в голос вместе с Аришкой, просто радуюсь жизни.
В глубине души я твёрдо решила — что бы ни случилось, я не откажусь от неё. Она моя дочь. Я растила, воспитывала и всегда любила её больше всего на свете. Эту связь ничем не перечеркнуть.
Но кроме того, на меня явно обратил внимание Андрей. От этого сердце трепещет, как какая-то птица, и хочется петь во весь голос.
Вчера мы договорились, что днём он заедет за мной, и мы поедем обедать в ресторан. Только он не сказал, какой. «Это будет сюрприз». Что ж, хозяин-барин. Сюрприз, значит сюрприз. Не думаю, что от Андрея следует ожидать чего-то неприятного.
