Развод. Спутанные жизни (СИ) - Мориц Лия

1

— Это что за хуйня?!

В меня летит лист бумаги. Я оторопело смотрю на пол, куда лист мягко приземляется, а затем на мужа, который бешено смотрит на меня. Вытираю руки от фарша кухонным полотенцем. Готовила диетические фрикадельки для дочери.

— Что?

— Это я у тебя спрашиваю, шалава!

Сумасшедшая ярость в глазах мужа заставляет меня замереть на месте. От злости, исходящей от него хочется сжаться в комок. А от непонимания зареветь.

— Что это?

— Угадай с трёх раз, проблядь! Давай-давай, читай, что там написано, мразь!!!

Такого ужасающего ора и потока оскорблений я от него никогда не слышала. Мой Серёжа, всегда нежный и открытый, сейчас просто источает агрессию.

От ужаса и недоумения сковывает все мышцы. Неловко сгибаясь, я наклоняюсь и поднимаю бумагу, которую он кинул в меня.

— Любимый, что это? — поднимаю взгляд на него.

— "Любимый"?! Пиздец! Да на хую ты вертела и меня, и мою любовь, сука! Читай!!!

Переворачиваю лист, и вижу множество цифр и таблиц. Мимо сознания пролетают выделенные жирным шрифтом заголовки.

"Заключение о биологическом отцовстве"

"Биологическая мать — отсутствует"

"Ребенок — Аникина Арина Сергеевна"

"Предполагаемый отец — Аникин Сергей Валерьевич"

"Результат: вероятность отцовства — 0 %"

Глаза сходятся на цифре 0.

Этого не может быть. Это неправда.

Вероятно, мои глаза сейчас как та самая цифра "ноль".

— Вскрылась теперь твоя правда, — Вдыхает. Выдыхает. Берёт себя в руки. — Рассказывай теперь. От кого она?

— От тебя! Я не понимаю. У меня никого не было…

Его лицо морщится от брезгливости.

— Марин, теперь-то чего врать?

— Я не вру! Это… Это какие-то поддельные документы! Что это? Я всегда была тебе верна!

Оправдания звучат так глупо, что я сама себе не верю. В кухне наступает мёртвая тишина. Слышно только как тяжёлые крупные снежинки стучат о металлический карниз за окном.

— Я слушаю тебя, Марина. Тебе ещё есть, что сказать?

Понимаю, что вместо слов изо рта выйдет только сдавленный писк. Молча качаю головой из стороны в сторону и глотаю слёзы.

— А жаль, — продолжает он, — Я бы послушал. Подумал. Может быть, понял бы. Даже простил бы.

Слух цепляется за слово "простил", и я вскидываю подбородок. Не за что меня прощать. Я ни в чём не виновата. Понятия не имею, что это за "концерт", и почему он пытается обвинить меня невесть в чём. Но я-то знаю, от кого у меня ребёнок. Каждая мать знает.

Что это? Я же всегда была честна перед ним, как открытая книга. Чего он этой мерзкой сценой хочет добиться? Чтобы я поунижалась? Призналась?.. В чем? Что у меня дочь не от него? Но это же бред. Полная, лютая дичь. И если бы он хорошо меня знал, понимал бы это. Выходит, совсем он меня не знает.

Смотрю ему прямо в глаза, и медленно, аккуратно, будто пытаясь погладить тигра, начинаю говорить.

— Серёжа. Это наша с тобой дочь. Твоя. Я всегда была тебе верна. Я не знаю, что с тобой произошло, что ты так со мной разговариваешь, и откуда ты взял эту бумагу. Я уверена, что это подделка. Тебя обманули. Давай спокойно вместе обсудим, что это такое. Я точно знаю, что всему этому есть логическое объяснение.

Он так же пристально смотрит на меня. Прикидывает. Оценивает. И наконец выносит вердикт.

— Я тебе не верю.

Душа застывает на месте, и я забываю как дышать. Ноги перестают держать, и, чтобы не рухнуть на пол, я с размаху сажусь на кухонную табуретку.

Он же, не проронив больше ни слова, разворачивается и выходит из кухни. Проходит мимо закрытой двери детской, даже не поворачивая к ней головы. С грохотом захлопывает входную дверь.

С этим грохотом разрушена моя жизнь.

Опускаю локти на стол и закрываю лицо ладонями. От кого прячусь? Не знаю. От себя, наверное. С подбородка на стол тихо капают слёзы. Вот так и закончилась моя семья. Без рыданий в голос и истерик. По крайней мере, моих. Закончилась быстро и тихо. Так быстро, что я до сих пор не могу этого осознать до конца. Какой-то болезненный кошмар. Отрываю заплаканное лицо от ладоней и смотрю в окно, где дождь со снегом сменился лениво кружащимися хлопьями снежинок. Такими спокойными и безмятежными.

Подумать только. Я всю жизнь прожила только ради семьи. Ради Сергея. И этим вот он отплатил мне. За мою заботу, любовь и нежность. За годы кропотливого труда на благо семьи. Стала не нужна — придумал легенду, по которой я становлюсь шлюхой и гордо ушёл.

Что ж. Скатертью дорога. Пока хотя бы не извинится за тот ушат грязи, что вылил на меня сегодня, разговаривать с ним не буду. Даже слушать не стану.

Лист бумаги остался лежать на полу. Не помню, когда выронила его из рук. Хорошо, что Сергей оставил его здесь, а не забрал с собой. На ней указан адрес клиники и имя врача. Разберусь с этим позже. А пока прячу документ вглубь полок с крупами. Лишь бы Арина не увидела эту гадость.

Придётся учиться жить без мужа. Н-да. Я уже взрослая женщина, но никогда не жила одна. Никогда не умела обеспечивать семью. «Не женское дело — деньги зарабатывать», деловито пояснял Сергей, подняв палец к потолку. Меня внезапно пробирает леденящее душу отчаяние. Готовить, да стирать, вот и всё, что я умею.

Я не смогу прокормить ребёнка. Я не умею. Всю жизнь была домохозяйкой, и считала, что так моя жизнь и пройдёт — в скромных трудах на благо дома и семьи. А теперь я осталась абсолютно беспомощна. Как рыба, вытащенная на воздух. Задыхаюсь, и не понимаю, что происходит. При этом поддаваться панике просто-напросто нельзя. От меня зависит дочь.

Вдыхаю. Выдыхаю. Нужно успокоиться. Начать с малого.

Оглядываю кухню. Сырой фарш так и остался меня ждать. Вот с него и начну. Развод разводом, а ужин по расписанию, верно?

Затем заберу Арину из сада. Нужно придумать, что ей сказать. Господи, это, наверное, самое сложное. Ненавижу врать. Тем более ребёнку. Она-то уж точно не заслужила такой подлянки от своего отца.

Страшно даже подумать, как я буду смотреть в её чистые детские глаза и придумывать что угодно, лишь бы не разбить её сердце тем, что родной отец отказался от неё. Но делать нечего.

Закончив с едой для нас двоих, начинаю одеваться. Зацепившись взглядом за зеркало моментально отвожу взгляд от стыда. Заставляю себя всмотреться обратно. Опухшее заплаканое лицо. Вид загнанной лошади.

Ё-моё, мне тридцать лет, а выгляжу на сорок. Грустно вздыхаю и умываюсь холодной водой, чтобы хоть немного убрать несчастный вид с лица. Пытаюсь улыбнуться зеркалу, но получается только унылый оскал. Что ж. Сегодня окружающим придётся обойтись без моих улыбок.

2

— Горка! — разносится по улице звонкий детский голос.

Веду Аришку за ручку домой. Огромные глаза на маленьком личике светятся обычным детским счастьем. От зимы, от сугробов, которые кажутся маленькой девочке огромными. От прикосновения к тёплой маминой руке.

Мне больно от мысли, что как только я расскажу ей о выходке её отца, это счастье развеется без следа. Возможно, навсегда.

Мы идём по привычному маршруту садик-дом, и играем в слова.

— Ананас, — отвечаю я.

Веду себя максимально обычно, и надеюсь, что это хотя бы немного получается. Моя душа мечется от бури эмоций и спонтанных немых слёз до полного безэмоционального штиля.

Ну вот чем, чем я такое заслужила? Раз хотел со мной развестись, неужели нельзя было это сделать по-человечески, а не устраивать цирк с конями? Ну разлюбил, ну больше не хочет со мной жить. Я бы поняла. Хоть и было бы больно. Хотя, ему, скорее всего, плевать на мои чувства с высокой колокольни.

И когда наш брак свернул не туда? Поначалу всё было идеально. Перспективный парень, таскавший огромные букеты цветов на проходную студенческого общежития, где я жила, быстро сделал мне предложение. После защиты моего диплома учителя начальных классов я искала работу, но Сергей бодро шагал по карьерной лестнице, и в моём доходе просто не было необходимости.