Валентина Седлова - Стервами не рождаются
Через полчаса в дверь осторожно постучали. Так мог стучать только отец, потому что мать обычно колотила по двери кулаком, а Ирка, не мудрствуя лукаво, пинала ее. Марина открыла и впустила отца, не забыв снова закрыться. От ее семейки можно было ждать чего угодно, особенно в такой ситуации. Она бы не удивилась, если бы сейчас обнаружила под дверью подслушивающую Ирку или даже саму мать. Они обычно не брезговали ничем, лишь бы докопаться до сути происходящего, если считали, что непременно должны это знать.
— Что случилось, малыш? Вы действительно расстались?
— Да, папуль. Это так.
— И ничего изменить нельзя? Помириться не хотите?
— Даже если бы это и было возможно, то не думаю, что у нас бы после этого все было бы хорошо, такое не забывается. Видишь ли, папуль, я сделала одну большую глупость, а теперь за нее расплачиваюсь. Понимаю, со стороны это выглядит очень некрасиво, я действительно во всем виновата, но что мне теперь делать? Приговорить себе к пяти годам строгого расстрела? А толку-то? Даже если представить, что мы помирились, я не знаю, смогла бы я дальше быть с ним? Наверное, нет. В одночасье стали друг другу чужими людьми, да еще и врагами при том.
— Жаль, конечно. Хотя, сейчас я могу тебе об этом сказать, Валера никогда мне особенно не нравился. Вот твоя мать от него просто млеет, а мне он всегда казался слишком правильным, этаким рафинированным мальчиком. Всегда говорил именно то, что от него ждали, и именно тогда, когда надо. Всем улыбался, перед всеми расшаркивался. Опасаюсь я таких людей, никогда нельзя быть до конца уверенным, о чем же они думают на самом деле. Не лицо, а маска, не человек — а роль. Я раньше не хотел тебя огорчать разговорами об этом, ты-то от него просто на седьмом небе от счастья была. Может быть, оно и к лучшему, что свадьба расстроилась. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И я не думаю, что ты натворила действительно что-то ужасное, ты на это просто не способна, я-то своего первенца, своего малыша хорошо знаю. А ошибки все мы в этой жизни совершаем, безгрешных людей просто не бывает. Уж поверь своему старому папке.
— Ох, папуль, боюсь что ты меня как раз не знаешь. Я сама от себя такого не ожидала, что уж про тебя говорить. Даже вспоминать об этом не хочу, настолько стыдно становится.
— Да брось ты, не бери в голову. Тебе и так с нашими мегерами теперь хлопот не оберешься, так что три все к носу. Я тебе здесь, увы, не помощник — меня они и в грош не ставят. И не позволяй втаптывать себя в грязь. Никому, даже если действительно считаешь себя в чем-то виноватой. Ладно, не грусти, а я пойду.
* * *Отец был прав, от матери с сестрой ей теперь совсем не стало жилья. То одна, то другая учили ее жить и лезли с лицемерными советами, из которых выходило, что она, Маринка — дура, каких еще поискать. Такого мужика упустила! И родители у него состоятельные, и сам без тараканов в голове. Даже не курит! (Это почему-то был последний и самый сильный по мнению матери аргумент). Неизвестно какими путями, но через неделю они точно узнали, по какой причине рассталась бывшая неразлучная парочка. Валера, скорее всего, решил, что держать язык за зубами — слишком большая услуга по отношению к неверной возлюбленной. Вот тут Марина и узнала, что творилось дома до этого, было не кошмаром, а так, легкой разминкой. Мать демонстративно поджимала губы, когда Марина проходила мимо нее, а потом шипела вслед: «Распутница, бессовестная девка. Так опозорить нашу семью!» Ира была более изобретательна, и то и дело Марина находила в своей комнате записки с грязными намеками (с сестрой она перестала разговаривать окончательно). Мышке казалось, что она сходит с ума, или скоро сойдет. И убежать было не к кому. Благодаря умелой маминой политике, на последнем курсе института она обнаружила, что у нее нет ни одного человека, с которым она могла бы просто поговорить о чем-нибудь, кроме учебы. Все друзья ее вне института были и друзьями Валеры, и наверняка приняли его сторону в их конфликте. Узнать же поточнее она не имела никакого желания. Не хватало еще и от них гадости выслушивать, ей и родной матери хватает.
Чтобы хоть как-то убить время и отвлечься от тяжелых мыслей, Марина с головой ушла в учебу. Ей оставалось сдать еще одну сессию, а потом уже госэкзамены и защита диплома. Вечера она просиживала то в институтской библиотеке, то в интернет-кафе, и в итоге черновик диплома у нее был полностью завершен уже к началу декабря. Снова надо было искать, чем бы занять себя, поскольку экзамены были в не счет — сдать их она теперь могла, даже если бы ее разбудили посреди ночи.
Тут судьба и преподнесла ей очередной сюрприз. Увы, приятным его назвать было трудно. Однажды кто-то позвонил в дверь, Марина пошла открывать… На пороге стоял Валера. Тут за спиной появилась Ира, и отодвинув сестру со словами «это ко мне», увела его к себе в комнату. Родителей дома не было, и они особенно не стеснялись. По звукам, доносящимся из Иркиной комнаты, легко можно было понять, что там происходит.
У Марины голова совсем пошла кругом. Разве он когда-нибудь нравился Ирке? Кажется, нет. А может, она ошибалась? Или они на пару с матерью решили, что терять такого жениха, как он, это непозволительное расточительство, и Ирка решила вовремя подсуетиться? Похоже на то. И когда только успели спеться? И он, хорош гусь! Посмотрел на нее с таким видом оскорбленной добродетели! А сам? Что-то слишком быстро утешился в объятьях ее сестренки. Что ж, они будут неплохой парой. Только одно Валерочка не учел, то, что Ирина — это паучиха Кара-курт, а они, как известно, съедают своего партнера с потрохами, после того, как получат от него все, что хотят. Недаром Кара-курт переводится как «черная вдова». Что же, это теперь его проблемы. Сам ввязался, пусть сам и расхлебывает. Она ему здесь не помощник!
Однако оказалось, что все еще куда более запущено, чем это могло Марине показаться. Еще через неделю Валера просто перебрался к ним жить! Окончательно, с вещами. Если бы тогда, раньше, она только заикнулась бы об этом, то выслушала бы целую лекцию о собственном моральном облике. А Ирке, значит, все можно? Или она из другого теста, другой касты, нежели ее старшая сестра? При этом «молодые» даже не считали нужным хотя бы включать магнитофон или радио, чтобы не ставить весь дом в известность о подробностях их любовных баталий. Отец морщился и уходил к себе в спальню, Маринка просто затыкала уши или из вредности заранее занимала ванную комнату, потому что потом это было сделать просто нереально. Что Ирина, что Валера готовы были плескаться там часами. Одна лишь мать не скрывала своей радости и гордости за младшенькую, хотя по сути дела, было бы чем гордиться! Валеру она называла то «Валерочка», то «Валерик» и всячески лебезила перед ним. Смотреть, и то было противно. Если же Марина появлялась где-то рядом, то неизменно следовал окрик: «Уйди отсюда, постыдница!» Даже обедать и ужинать ей теперь приходилось в одиночестве, либо на кухне, либо в своей комнате, потому что мать запретила ей сидеть вместе со всеми за одним столом. Завтракали же они вместе с отцом, потому что оба вставали раньше всех. И Валеру это положение дел, безусловно, очень устраивало, судя по его противной слащавой улыбке. И как она раньше могла быть в него влюблена? Не замечать того, как он наслаждается, когда в его присутствии унижают других, не видеть этой самодовольной физиономии? Наверное, отец действительно был прав, когда сказал, что Валера ей не подходил с самого начала. Жаль, что столько времени пропало зря на этого гада!
