Отец (не) моего ребенка - Ольга Висмут
Хочу увидеть его лицо, но боюсь разбудить. К тому же он лежит затылком ко входу. Мне придется войти в спальню и обойти кровать, а делать этого очень не хочется. На кой мне его лицо?
Из гостиной доносится трель моего телефона.
Мужчина на кровати что-то мычит.
Я в ужасе бросаюсь в гостиную, телефон все еще на диване. Хватаю его, лихорадочно тычу на кнопку громкости. Но он продолжает звонить.
– Алло? – выдыхаю хриплым шепотом.
– Катерина? Это Стас. Господин Барковский приказал отвести вас домой.
Ничего не понимая, смотрю на экран. Кто мне звонит? Стас?..
Да, это Стас.
Он даже не представляет, как я рада слышать его!
8
– Мам, а куда мы едем?
– К бабушке, – сжимаю маленькую ручку своей дочери.
– А там будут игрушки? – спрашивает Настена и болтает ножками в чужой машине.
– Конечно, будут.
– Мам, а ты куда уезжаешь? – продолжает маленькая почемучка.
– В один дом.
– Ты будешь там работать?
– Да, какое-то время, – поясняю, чувствуя на себе любопытный взгляд Стаса. – И обязательно к тебе вернусь. Просто нельзя туда с детьми, да и я буду занята весь день.
Машина скользит по дороге. Мягкий салон и личный водитель. Он то и дело посматривает на нас в зеркало заднего вида.
Барковский боится, что я сбегу? Даже как-то смешно думать об этом. Куда мне бежать?
После той ночи в отеле я первым делом встретилась с врачами Ильюши и перевела деньги на счет клиники. А затем помчалась в Центр репродукции к Анне Игоревне. Потому что утром от Барковского пришла СМС-ка: “Вернусь в город через три недели. Надеюсь, этому времени ты будешь беременна. Или нам придется повторить… процедуру”.
Нужно ли говорить, что повторения я не хотела? Но мне повезло, мой организм был готов принять чужой эмбрион.
Как сказала Анна Игоревна, донором яйцеклетки стала жена господина Барковского – Эльвира. Она отказалась рожать сама.
– Эти богачи с ума сходят, – ворчала Анна, пока я одевалась после процедуры. – Рожать сами не хотят, чтобы фигуру не портить. Правильно, за деньги все купить можно. Даже чужую матку!
А еще жизнь ребенка.
Я не стала напоминать ей об этом. Раньше думала, что не в деньгах счастье. Мы с Сережей не были миллионерами, жили скромно, но душа в душу. А теперь знаю, что бывают моменты, когда только деньги могут помочь. Большие деньги. И ты готов на все, на любое безумство или преступление, чтобы их получить.
Если бы вместо ЭКО мне предложили кого-то убить за эту же сумму, я… наверное согласилась. Чужая жизнь ничего не значит, когда речь идет о жизни того, кого любишь.
Следующие две недели я пила гормональные препараты. Потом сдала анализы, и Анна подтвердила беременность.
В тот же день пришла СМС-ка от Барковского: “Завтра за тобой заедет Стас. Собирай вещи”.
От волнения я чуть телефон не разбила. Негнущимися пальцами написала ему, что не могу так внезапно! Мне нужно отвести дочку к бабушке!
На что получила лаконичный ответ: “Стас отвезет. Будь готова к восьми”
Восьми утра? Восьми вечера? Этот мужчина вообще умеет говорить на человеческом языке? Или ему деньги не только совесть, но и мозги заменили?!
Стас позвонил ровно в восемь утра. Еще час я бестолково бегала по квартире, собирая Настюшкины вещи. У меня дрожали ноги и все валилось из рук. А теперь мы сидим в машине, и я поминутно одергиваю четырехлетнюю дочь, чтобы она не долбила ногами в спинку сиденья.
Через три часа въезжаем в село. Останавливаемся возле небольшого белого домика. Его строил мой дед. А сейчас там живет моя мама.
Моя мама еще не старая женщина. Вполне моложавая. Всю жизнь проработала на ферме зоотехником, а вышла на пенсию и занялась огородом. Отказалась перебираться в город, хоть мы с Сережей много раз упрашивали ее.
– Ну как я все это брошу?! – восклицала она всякий раз, едва заходил разговор о переезде. – И вам разве плохо, что я здесь живу? Всегда в гости приехать можете! Чай не дальний свет – двести километров. Зато огурчики свои, помидорки. А клубника какая! Вы в своем городе “пластмассовую” покупаете за дурные деньги, а тут все свое, все натуральное. И детишкам лучше всего расти на природе!
– Бабушка! Бабушка! – кричит Настя, завидев ее на крыльце. – Баба Нина!
– Ах ты мое золотце! – мама спешит нам навстречу.
Настя первой выбирается из машины, прыгает бабушке на руки:
– Ба-а-а! Я к тебе жить приехала! Сама! Как взрослая!
Я же смотрю на них с чувством вины.
– Мам, – говорю, – я тебе скину на карту Настюшкину пенсию, как придет.
– Ой, не выдумывай, – она машет рукой, – тебе самой деньги нужны! Ильюшке лишнюю мандарину купишь. А мы тут с голоду не помрем. Соседи недавно кабанчика резали, я у них парного мясца купила. А в погребе столько солений, что можно год в магазин не ходить!
У меня на глазах собираются слезы. Ничего не могу поделать с собой. Обнимаю маму, утыкаюсь носом ей в плечо и всхлипываю:
– Ты у меня самая замечательная мама на свете.
– Тише, деточка, не пугай ребенка.
– Мама! Мама! – Настя дергает меня за рукав. – Ты плачешь?
– Нет, – за меня отвечает бабушка, – то ей просто соринка в глаз попала. Идем-ка в дом, моя крохотулечка.
Они вместе направляются к дому, я же возвращаюсь к машине за вещами. К моему удивлению Стас стоит на улице, прислонившись к капоту. Интересно, как много он слышал?
Делаю вид, что не замечаю его пристального взгляда. Наверное, Барковский сказал следить за мной и все докладывать. Как же, я теперь ценный объект – живой инкубатор для будущего наследника. Вон как Стасик бросается к багажнику и достает чемоданы. Правильно, меня надо беречь.
Стас несет чемоданы к дому. Он их и из квартиры нести помогал. И чего я на него взъелась? Он ведь как я, работает на Барковского, просто немного иначе.
Дальше крыльца я его не пускаю. Сама закатываю чемодан в сени и прошу дать мне полчаса.
Он молча достает телефон. Спрашивает в трубку, можем ли мы задержаться.
Слышит ответ и кивает мне.
– У вас есть полчаса, – сообщает. – Не больше.
Я