Отец (не) моего ребенка - Ольга Висмут
9
– Ба, а я буду в маминой кровати спать или в твоей?
– А ты как хочешь?
– И так, и так!
– Ах, ты моя хитрюля!
Я стою, прислонившись к дверному проему, и смотрю, как моя мать возится со своей внучкой. На губах сама собой появляется улыбка: Настя знает, из кого можно веревки вить.
Это дом моего детства. Комната, в которой я выросла. Мама ничего не меняла после того, как я уехала в город учиться. Так что сейчас моя дочь с любопытством заглядывает во все углы. Вон, даже вытащила из-под кровати ящик со старыми куклами. Надо же, мама и их хранит!
– Ба, смотри, сколько игрушек! – Настюха смотрит на отрытые сокровища.
– Да, в них еще твоя мама играла. Мы с тобой съездим в город и купим еще.
Я отвожу взгляд. Больно. Так больно. Девять месяцев мне придется провести без своей малышки. Не ходить с ней по торговому центру, не выбирать игрушки.
С моим маленьким солнышком.
– Кать, ты только звони, поняла? – говорит мама, когда выходим в коридор. – Чтобы мы знали, что с тобой все в порядке.
– Хорошо, мам, – киваю. – Буду каждый вечер по видеосвязи звонить перед сном.
– Каждый, не каждый, а звони! Чтобы дочь тебя не забыла.
Судорожно выдыхаю:
– Я поняла.
– Беспокоюсь я за тебя! – она берет меня за руку. Губы сжаты, взгляд – предельно серьезный. – Чует мое сердце, что не в свои сани лезешь, Катенька.
– Мам…
Вот зачем она снова? Мне и так тяжело! Мы столько раз обговаривали эту тему. Искали другие выходы – но их просто не существует! А теперь, когда я уже беременная и получила аванс – назад пути нет.
Лучше вообще не задумываться о будущем, оно слишком пугает. Проще жить одним днем.
– Что “мам”?
– Не волнуйся. Не я первая, не я последняя. Все будет хорошо. К тому же, поздно уже что-то менять.
Не знаю, кого сейчас успокаиваю больше: себя или ее.
С самого начала я ничего не скрывала от мамы. Да, она не сразу приняла мое решение. Наверное, до сих пор с ним не согласна. Я вижу это в ее глазах.
– К тому же клиент разрешил вас навещать, – добавляю. – Не нужно смотреть на меня так, будто я навсегда уезжаю.
– Нет, – мама качает головой. – С животом не приезжай. Не надо, чтобы тебя здесь видели.
Догадываюсь, о чем она говорит. Сухо киваю:
– Ты права. Еще сплетни пойдут.
– Я знакомым скажу, что ты в Италию уехала на заработки, а дочку со мной оставила.
– А почему именно в Италию? – удивленно смотрю на нее.
– Ой, да ляпнула что пришло первым в голову! – она машет рукой. – Лишь бы меньше задавали вопросов. Гавриловна обещала с садиком помочь, но я думаю, Настеньке будет лучше со мной.
– Мама, ты из-за меня уезжаешь? – в дверях появляется Настя. – Сначала братик, теперь ты…
Она прижимает к груди плюшевого зайца. В глазах стоят слезы.
У меня внутри все ноет от боли. Хочется броситься к ней, обнять и прижать к себе. Никуда не ехать, отказаться от контракта. Вот только это невозможно.
Я должна пройти этот путь до конца.
– Нет, солнышко, – опускаюсь на колени. – что ты. Я еду, чтобы заработать денежек для тебя и Ильи. А когда вернусь, то привезу много игрушек и сладостей. И Ильюша со мной приедет!
– Не хочу игрушки, хочу братика! Привези его скорее! – дочь супит бровки. – Без братика скучно. Кто мне сказки будет читать?
– Бабушка почитает, – целую ее в недовольно сморщенный нос. – У бабушки много сказок.
– Мама, а ты будешь мне звонить?
– Конечно, каждый день, моя хорошая, – голос срывается.
Я прижимаю дочь к себе, зарываюсь лицом ей в макушку, лишь бы она не видела моих слез.
10
Как же тяжело будет без Насти. Я привыкла, что она всегда рядом. Но договор был однозначен: мне придется жить в чужом доме, куда я не могу взять ребенка. Пришлось смириться с этим.
Но это все ради Ильи. Я не могу его бросить.
– Ох, Настенька, – вмешивается мама заговорщицким тоном. – А что я тебе покажу! Совсем забыла! У нас же крольчата есть! Такие маленькие, пушистенькие. Идем, посмотрим.
Маленькие ручки обнимают меня за шею.
– Хорошо. Мам, привези мне игрушек и куклу, и сладостей и… сама приедь побыстрее, – говорит моя отходчивая девочка.
Целую ее напоследок. Хочется бросить все и остаться в этом доме, наполненном воспоминаниями детства и запахом выпечки.
– Да, милая. А ты веди себя хорошо, чтоб бабушка не нервничала.
– Хорошо, мам. Возвращайся поскорее.
– Конечно, – едва сдерживаю слезы.
Она убегает в комнату, а мы с мамой выходим на крыльцо. Пора прощаться.
– Все, мам, – говорю через силу.
– Позвони, как доедешь, – она косится на Стаса, который стоит, прислонившись спиной к машине. – Не нравится мне этот тип, вон как зыркает в нашу сторону!
Ничего от нее не скроешь.
– Мам…
– Позвони! – повторяет она с нажимом. – Я Анне доверяю, она не стала бы предлагать сомнительные сделки. Но у богатых свои причуды. Если человек может купить себе ребенка, то запросто может играть судьбой его матери!
Ох, если бы мама только знала, насколько близка к истине! Барковский уже мной играет. Я пешка в его руке…
– Хорошо мам. Обещаю что позвоню сразу, как до дома доеду.
– Не нравится мне все это, Катька, – она качает головой. – Не хотела тебе говорить, но… сон мне плохой приснился.
– Мам!
– Не мамкай! Сама знаешь, что мне иногда сняться вещие сны. Помнишь, как перед Сережиной смертью отец твой приснился? А теперь приснилась река с двумя мостами: один деревянный, другой – железный, а ты мечешься между ними и не знаешь куда идти.
– И что же в этом сне плохого? – ворчу.
Мама в своем репертуаре. Вроде умная женщина, а суеверная как бабка.
– А то, что нужно было тебе на тот берег, там тебя кто-то ждал! А ты не могла решиться, на какой мост
