Знаки внимания - Тамара Шатохина
После врачебного осмотра выясняется, что у меня действительно только сильные ушибы да порез. Под уколами с местной анестезией я болезненно дергаюсь и цепенею, а потом рану шьют и накладывают повязку. К счастью, я не вижу этого — между мной и операционным полем установлена ширмочка. Но когда дело подходит к концу, все внутри уже спрессовано в нервный дрожащий комок, расслабиться никак не удается, на вопросы медиков отвечаю напряженным дрожащим голосом, и опять мне что-то колют. Потом делают рентген плеча и ребер, на гематомы, которыми наливаются предплечье, бок и бедро, медсестра бережно наносит пахучую мазь.
— Терпи, это уже не страшно, — убеждает она, когда я шиплю от боли под ее осторожными пальцами, — и хорошо, что болит. Значит, нерв не потерял чувствительность. А могло быть намного хуже — даже некроз тканей, ушибы тоже разные бывают.
Нас с Иваном размещают в двухместной палате. Он аккуратно сгружает меня на кровать, отходит к своей и снимает свитер, оставшись в светлой футболке.
— Вань, ну зачем ты здесь? — пытаюсь я устраниться от чрезмерной, а потому подозрительной для меня заботы СБ, — думаешь я смогу нормально выспаться, если ты будешь храпеть рядом?
— Потерпишь… Екатерина Николаевна, зато точно жива останешься, — ехидно тянет он.
— Это ты так иронизируешь, что ли? — поражаюсь я, — хочешь сказать, что я подняла панику на ровном месте?
— Я вообще молчу, — отворачивается он, натягивая поверх футболки белый медицинский халат.
Нужно позвонить бабушке, чтобы предупредить ее о том, что меня не будет дома, и я звоню. Врать ей я не собираюсь:
— Я жива и здорова, правда в синяках и нога поцарапана. Ты меня поняла? Ничего серьезного, но своего «Жука» я угробила.
— Авария… — выдыхает бабушка.
— Ба, ну ты же сама врач. Говорю же тебе — жива я и здорова.
— Ты Сергею звонила? — спрашивает она.
— Нет. И ты не звони. Он будет говорить… окажется, что он опять прав.
— А он неправ?
— А он неправ. За три года ни одного штрафа или аварийной ситуации по моей вине.
— А сейчас, значит… Ты где — у нас?
— Да, в областной. Но ты не приезжай, я буду спать. Страшный подговорил врачей, чтобы меня тут на ночь оставили.
— Спи тогда. Я позвоню и поговорю с лечащим. Кто у тебя?
— Я их не знаю, ба — женщина. Все. Да… на даче все в порядке.
— Да гори она синим пламенем…, позвоню и откажусь, — вырывается у бабушки.
Я не имею ничего против ее решения и прощаюсь. Осторожно устраиваюсь удобнее, поглядев на Ваню, что сидит на соседней кровати и смотрит в окно. Ну и как при нем спать? А он поворачивается и смотрит с укоризной:
— Страшный никого не подговаривал.
— Да ну? — вяло удивляюсь я, — а то я не слышала ваш разговор.
— Он беспокоится о тебе, — отстраненно уточняет Иван.
Ну да, вот это как раз вполне возможно, только по какой причине? Нет…, не укладывается в голове. Мне нужно хорошенько поразмыслить, хотя бы для того, чтобы исключить бредовую на первый взгляд, но вполне жизнеспособную версию о причине покушения. А Ваня мешает сосредоточиться. И не отвернешься же от него на другой бок — там все болит, а потому я просто закрываю глаза и делаю вид, что уже сплю. Нужно думать.
* * *
В «Шарашку» меня пригласили еще когда я доучивалась. Сам-Сам приезжал лично. Не знаю, были ли еще претенденты на это место, но выбрал он меня. Перед этим говорил с моим куратором, потом побеседовал со мной, но этот разговор не был тем, чего я ожидала — не было устного или письменного тестирования, настоящего собеседования, длинного разговора…
Меня взяли на эту работу. КБ действительно оказалось частным и занималось разработкой новых и передовых технологий в области электроники, а принадлежало Самсону Самуиловичу Дикеру. А почему взяли меня, я догадываюсь. Несмотря на чисто техническую профессию — инженер-электронщик, где-то глубоко во мне тлела творческая искорка, наверное доставшаяся от того самого моего прапрадеда-фронтовика. Я и сама не представляю что происходит в моей голове, почему там в определенный момент все так лихо проявляется и закручивается?
Это, наверное, скорее дар, чем способность — объемное образное мышление. Когда четко обозначены основные положения функционального назначения аппаратуры, ТУ и тех. требования конструктивной документации, электронные схемы и соединения возникают и рисуются в моем мозгу, как готовые цветные картинки с переплетением цветных проводков и гнездами электронных узлов. И я мысленно стараюсь обустроить их «уютненько» в моем понимании, то есть максимально удобно и правильно с моей точки зрения, ну и электроники, само собой. И потому мои идеи и решения зачастую бывают неожиданными и нелогичными — в привычном понимании, но довольно часто приводят к искомому результату посредством неповторимой и гениальной женской логики вкупе со знанием предмета.
А еще на его выбор совершенно определенно повлиял мой внешний вид. Он сразу упомянул, что коллектив в большинстве своем мужской. И внимательно оглядел меня всю — от кончиков массивных черных кроссовок до гладко прилизанной макушки. Очевидно, ему понравились мои свободные джинсы с высокой посадкой, широкий короткий джемпер с водолазкой под ним, отсутствие макияжа и большие очки в массивной оправе. И тут я его очень хорошо понимала — конструкторское бюро должно работать, а не крутить амуры. А судя по его довольному взгляду, я в этом плане никакой опасности для рабочего процесса не представляла.
Я не прятала под свободной одеждой крайне соблазнительные формы — просто ценила удобство, а еще нуждалась в спокойствии, которого мне так долго не хватало дома. А одеваясь максимально удобно и просто, еще и создавала вокруг себя зону личного психологического комфорта — девочки с самого начала не воспринимали меня, как соперницу, а ребята всерьез не рассматривали, как объект интереса. И пускай в институт приходят в первую очередь за знаниями, но личные отношения во время учебы тоже имели место — и влюблялись у нас, и девчачьи интриги плелись, и соперничество было нешуточное, и драмы, и слезы, и даже свадьбы. А у меня почти со всеми установились если и не дружеские, то точно — ровные приятельские отношения, далекие от потрясений и переживаний.
Я добилась того, в чем на тот момент нуждалась особенно остро — спокойствия. И нашла его не только в бесконфликтном общении со сверстниками, но и в предмете изучения, не подразумевающем общения, а только упорядоченное взаимодействие. У меня были хорошие отношения с преподавателями и почти дружба с куратором — замечательной женщиной по
