Сердце офицера - Марина Анатольевна Кистяева
Петр умел читать по губам. Ему не составило труда расшифровать всё, что думает про него Григорий Маркович Одуров.
Ничего… Он про себя и не такое слышал.
Заглушив двигатель, Громов повернулся к Ольге. Та настороженно смотрела на него.
— Выходим. Хотя, подожди. Ребенка приму.
Не дав ей возможности ответить, Громов спрыгнул на землю, вскинув руку в знак приветствия:
— Григорий Маркович, давно не виделись!
— Разве, Громов?
Одуров его латал. И не только его. Парней, близких ему, — тоже. Лучший военный хирург, которого пытались перетянуть многие частные клиники города. Пока Одуров держался. Не только из-за патриотизма и любви к военным. Хотя, надо отдать должное, Григорию Марковичу и эти свойства были присущи. Госпиталь, который он возглавлял, финансирование получал не только из бюджета. Частные военные компании оказывали регулярное спонсорство. И не только они.
Генерал тоже подкидывал деньжат. И точно знал, что его примут в любое время дня и ночи.
А главное, напишут то, что надо. И кому надо.
— Конечно, Григорий Маркович, — оскалился Громов.
— Я бы твою ха… Я бы тебя ещё с удовольствием месяца два не видел, Петр Михайлович.
Одуров подошел к нему, они пожали руки.
— Что у тебя? — перешел к делу хирург, оглядывая его критическим взглядом и сразу подмечая все ссадины.
— Женщина с ребенком…
Петр кивнул в сторону заднего сиденья. Григорий вскинул кверху брови.
— Ну давай, посмотрим.
Петр открыл дверцу и заглянул в салон. Ольга по-прежнему сидела, прижимая к себе спящую дочку. В глаза мужчине бросилась напряженная поза. Сейчас Оля напоминала ему женщину, готовую драться за своего ребенка. Исходящее от неё напряжение чувствовалось на расстоянии. Петр недобро усмехнулся про себя.
Значит, вот как ты его воспринимаешь, Оля…
Ой, зря.
Честно.
Им двигали даже не эмоции — голимые инстинкты, отточенные за годы службы.
Громов подался вперед, не замечая, как верхняя губа дернулась кверху. В какой-то момент мужчина полностью растворился в ситуации, попав в коллапс собственных эмоций.
— Оля-я, — хрипло протянул Громов, всматриваясь в девушку. Сейчас, когда поутихли страсти, он мог бы её воспринимать более адекватно. Тогда какого хера не получалось?
— Ч…что? — выдохнула та, продолжая не двигаться.
— Мы приехали. Чего сидим, кого ждем? Давай, выходи.
Девушка быстро мотнула головой.
— Нет.
— Это что ещё за фокусы? — недобро уточнил генерал.
— Отвезите меня в обычную больницу. Мне надо…
— Ты головой ударилась? — сорвался Громов, не повышая голоса. — Ты о чем сейчас думаешь? Включайся, давай! Потом, — он сделал давящую демонстративную паузу, — поговорим. Если тебе насрать на себя, то никто тебя ни обследовать, ни трогать не будет. Как я посмотрю, ты девочка взрослая, сама несешь ответственность за свою задницу! А ребенка врачи посмотрят, хочешь ты того или нет.
Его грубость возымела нужный эффект. Оля открыла рот, чтобы возмутиться, но, видимо, слов не нашлось, и протяжно выдохнула.
А Громов, как прыщавый подросток, дрочащий на порно в ютубе, уставился на очертания её крупного рта. Он готов был поклясться, что губы у блондинки не накачены всякой дрянью, что их припухлость природная. Как вариант — они пострадали от удара.
Хотя… сомнительно.
Петр задержал взгляд на её губах.
Красивые, зараза. Провести бы по ним пальцами… и не только ими.
Член снова призывно дернулся в штанах, вызывая ещё большее раздражение у Петра.
— Без согласия матери над ребенком не имеют…
Она не договорила, потому что Петр оказался в салоне в опасной близости от неё. Девушка явно не рассчитывала, что ей придется вступать с ним в конфликт. Он — тоже.
— Да неужели? — ядовито поинтересовался Громов, снова ловя себя на мысли, что ему нравится чувствовать её рядом с собой. Их бедра почти соприкасались. — Будем спорить, или всё-таки головой начнешь думать?
Ольга задышала чаще, глубже.
— Вы… Ты…
— Петр Михайлович, ты там долго будешь реверансы разводить и нас морозить под дождем? Или всё же соизволите выйти и показаться трудовому народу? — Одуров сунулся в салон вслед за Громовым. — О-о, голубушка, и чего сидим? Кого ждем? А ребенок малец, что ли, совсем? Громов, мамаша, вы в шоке или что, я не пойму? Какого расселись? Живо, мля, на выход!
Одуров, работая с соответствующим контингентом, научился и разговаривать соответствующе.
— Ребенка передали аккуратно мне! — снова гаркнул он. — А сами можете и дальше тут разбираться!
— Ольга…
Громов попытался забрать Сашу у девушки. Та упрямо попыталась её удержать, в ходе небольшой борьбы мужчина задел больную руку. Ольга вскрикнула, чем снова вызвала отборную матерную реакцию врача.
— Совсем охренели мне тут… Или вы выходите все через минуту или пеняйте на себя!
— Слышала? Вперед! — поддел Громов Ольгу и, перегнувшись через неё, открыл дверь с её стороны. — Выходи!
На этот раз девушка послушалась.
А Громов постарался не заметить, как она вжалась в сиденье, когда его тело оказалось слишком близко к её.
Глава 4
— Петр Михайлович…
— Езжай домой, Сереж.
— А вы…
— Езжай.
Петр продолжал изучать паспорт Ольги.
Интересные дела вырисовываются.
С другой стороны, чему он удивляется?
Нормальная ситуация, и не только по сегодняшним временам.
Мать-одиночка, значит.
Но фотка мужика с ребенком в том же паспорте имелась.
Темноволосый, крепкий парень лет тридцати, с модной бородкой. Лощеный. В белой футболке и таких же белых брюках. Какой идиот будет носить белые вещи, когда в доме маленький ребенок? Или для фотосессии пододел?
В графе отец — ни слова.
И Ольга Николаевна Царева носила ту же фамилию, что и у Александры в свидетельстве о рождении. Оба документа Петр успел просмотреть.
Красивая фамилия у
