Сердце офицера - Марина Анатольевна Кистяева
— Опять ты про нормальность, блондиночка? — не удержался Петр. Увидев, что жена начала поспешно вставать, ловко передвинулся к ней, перехватил её за располневшую талию и уронил на себя. — И куда это ты собралась? Такой интересный разговор, а ты уже уходишь!
— Знаешь что! — продолжила она пылить, вцепляясь ладонями в его руки и пытаясь разжать хватку. В такие минуты Петр сожалел лишь об одном — что Оля забеременела от него слишком быстро и ему до сих пор не удалость поиметь её в более жестком ритме. Сжать в объятиях, да так, чтобы косточки захрустели, не церемониться, ворваться в лоно на полную длину и яростно брать, выбивая сладкие стоны.
Оля мгновенно затихла, стоило Громову одну руку переместить ей на грудь. Утром Оля призналась, что из-за беременности грудь стала неимоверно чувствительной, особенно соски. Прикосновения к ним вызывали ощущения на грани боли.
— Т-с, а ну-ка замри и не ерзай, иначе разговор мы завершим, не успев начать, — хрипло бросил Петр, возбуждаясь. Честное слово, как малолетний пацан. Жена рядом — и всё: крышу рвет, возбуждение растекается по крови, заполняя мысли. Тем более, когда Оля упирается попкой в пах. Какой мужик тут устоит? Оля набрала в грудь побольше воздуха и… плавно выдохнула, обмякнув в его руках. То, что и требовалось. — Жена, я понял тебя. И услышал. Скажем так, я немного позабыл, что женщинам необходимо не просто знать, ещё и слышать. Я люблю тебя. Сильно. Страстно. Я — солдат, а, как известно, они не знают слов любви. Это про меня, Оль. Я не буду говорить про свои чувства каждый день. Говорю сейчас, маленькая. Теперь наши отношения подходят под определения нормальных?
Оля откинулась ему на грудь и, изогнувшись, отчего её грудь в домашнем платье с глубоким вырезом призывно замаячила перед глазами.
— Нет.
— Нет? И почему это?
— А ты от меня не хочешь ничего не услышать?
Петр собрался сказать, что отлично видит и знает, что она его любит, но в кои веки сдержался.
— Хочу.
Ей это надо… Слова. Пусть… Хотя… Ему тоже всё-таки надо!
— Я тоже тебя люблю. И в отличие от тебя, я всё же, пожалуй, почаще буду говорить о любви.
— Вот и правильно… Вот и умница…
Петр посмотрел в сторону двери. Вроде тихо. Можно потискать любимую женщину.
Его рука нагло направилась к вырезу на платье.
— Петь, ты же помнишь…
Конечно, он помнил! Забудешь тут!
— Эх, так и не потискаю твою грудь как следует в ближайший год…
— Громов!
Ответом ей послужил довольный смех счастливого мужчины.
КОНЕЦ
