Подглядывающая (СИ) - Славина Анастасия
Я даже не могу позвать кого-то на помощь – и все же пытаюсь кричать, но из-за лая собак не слышу даже сама себя.
Глаза начинает резать от слез.
Я трясу головой, приводя себя в чувство.
Ничего непоправимого еще не произошло. Но может произойти. Точно произойдет, если я не уберусь отсюда. А сама я не выберусь. И крайне маловероятно, что здесь окажется хозяин своры собак без ошейников.
Итак…
Я отлепляю телефон от груди и включаю экран.
Кому я могу позвонить?..
Смотрю на телефон – и мне становится по-настоящему горько, когда я осознаю очень простую вещь: мне некого попросить о помощи. Во всем городе нет ни одного человека, которому я могла бы позвонить или написать сообщение. Разве что Лейла, но она сейчас в Стокгольме. Попросить ее попросить кого-то из своих знакомых? Ночью?
Тогда полиция? Не лучший выход при моем хобби.
Служба спасения? Возможно.
Только как объяснить им, что со мной произошло, и где меня искать? Как их заставить меня выслушать? Может, отправить сообщение или и-мейл? Как быстро они среагируют? Хотя бы попробую...
Я набираю в строке поиска «служба спасения». Но не отправляю запрос.
Есть один человек, который может помочь.
Ищу в Яндексе название бара. Нахожу номер телефона. Через три гудка трубку поднимает администратор. Я делаю глубокий вдох и вся выкладываюсь в единственном слове:
– Шшустрый!
То, что происходит дальше, вполне уравновешивает чашу весов: мне, наконец, везет. Во-первых, администратор меня понимает. С первого раза. Во-вторых, пижон, как и обещал, находится в баре. В-третьих, он догадывается (надо полагать, по моим всхлипам), что я попала в беду, – еще до объяснений, которые дались бы мне с трудом. В-четвертых, ему оказывается не все равно.
Последний пункт – мое главное везение. Ни иронии, ни подтрунивая, ни долгих размышлений. После ленивого «Слушаю…» и моего молчаливого ответа его голос становится твердым и резким.
Пижон спрашивает, могу ли я объяснить ему все сообщением. Я киваю. Спохватываюсь, и мычу что-то, похожее на «да». Он диктует номер. Я пишу подробное сообщение, рискуя в любой момент свалиться с насеста. Отвечаю на несколько его вопросов.
Потом просто сижу и жду, ощущая, как от холода теряется чувствительность пальцев. Боюсь пошевелиться, чтобы не рухнуть к собакам, которые нарезают круги вокруг лесов, будто акулы вокруг шлюпки.
Проходит около получаса, прежде чем на улице раздается шум двигателя и полосой пролегает свет фар. Судя по звуку, к забору подкатывает машина покрупнее легковушки. Возможно, микроавтобус. Потом я слышу мужские голоса. Собаки бросаются на звук – и у меня, наконец, отлегает от сердца.
Я слышу возню на улице, окрики мужчин, собачий лай, визг. Потом все стихает.
Машина трогается.
Шум двигателя становится тише, пока не смолкает.
А затем в тишине раздаются медленные, четкие шаги.
Пижон. Еще более пижонистый, чем раньше: к черному пальто, кашне и начищенным до блеска ботинкам добавилась шляпа.
Я хочу пошутить, что следующим этапом будет трость и пенсне, но передумываю – еще до того, как понимаю, что не осилю такую длинную шутку.
Что тут сказать – я рада его видеть.
Пижон останавливается напротив меня, задирает голову. Темно так, что я не различаю черт его лица, зато четко вижу перчатки на сцепленных спереди руках – на них падает краешек полосы лунного света.
– Итак… курочка, – он делает паузу словно специально для того, чтобы я передумала: нет, я вовсе не рада его видеть. Совершенно не рада. Я бы хотела, чтобы эти леса прямо сейчас свалились на его голову – конечно, если бы на них не сидела я. – Услуга за услугу. Я спас тебя от диких, разъяренных собак, готовых сожрать все, что движется. Теперь ты проследишь для меня за одним человеком.
Собак уже нет, а, значит, нет и рычагов давления на меня. Сдержать свое слово – это не рычаг, когда дело касается жулика. К тому же, технически, я свое слово ему не давала.
– Я… нне сслежу! Я ппод… глядываю!
Он делает шаг вперед – и в лунном свете оказывается его лицо. Глаза у пижона холодные, будто неживые. Сейчас он похож на бандита больше, чем на мелкого жулика. Я невольно отодвигаюсь подальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Ты чувствуешь эту тонкую разницу между словами? – спокойно, до мурашек по коже, произносит он. Киваю. – А я – нет. И мне без разницы, следить ты будешь за ним или подглядывать. Мне нужно знать, что он делает, только и всего. Мужчина. Фотограф. Побываешь у него на вернисаже. Всего два часа – и ты свободна.
– Это... ттак... нне работает.
– А как?
Я устаю от себя самой. Набираю сообщение в записной книжке телефона и поворачиваю к пижону экраном.
– Не вижу.
Ну, конечно. Ложусь животом на доски и протягиваю ему телефон.
«Я не подглядываю за людьми, я подглядываю истории. Если история меня увлекла, мне хочется проверить, верна ли моя фантазия, и тогда я наблюдаю за человеком. Мне нужна история. По-другому это не работает».
Он возвращает мне телефон.
– История – просто оправдание тому, что ты делаешь. А механизм, как у обычной слежки, так что, не заливай.
– А ссам?
– У тебя все получится. Пара часов работы. А при твоем хобби – так и вовсе развлечения.
Я знаю, что от этой услуги мне не отделаться. Я и вправду ему обязана. Очень. Два часа на вернисаже я смогу провести.
– Дддевушка… – я заканчиваю попытку поторговаться вслух и пишу в записной книжке телефона: «Сегодня ночью я следила за девушкой, ее забрала полиция. Узнаешь, кто она такая, – я помогу тебе».
Цепляясь за доску, наклоняюсь ниже и протягиваю ему мобильный.
«Ну соглашайся же!» – мысленно подбадриваю я пижона. Как же мне надоело торчать на этом насесте!
– Договорились, курочка.
Я и бровью не веду, хотя радости во мне, как пузырьков в шампанском.
Жестом требую вернуть мне телефон.
«И еще ты расскажешь мне о брюнетке из бара», – отдаю ему мобильный.
– О той цыпочке с книгой? О ней я ничего тебе не скажу. Спасение от стаи голодных собак плюс информация о преступнице. Моя чаша весов и так перевешивает. Могу еще положить на нее доставку тебя до дома… До арки. Или ты хочешь мне еще что-то предложить?
Поспешно качаю головой. Даже уточнять не хочу, о каком предложении он говорит.
– Значит, договорились.
Киваю. Сажусь на край лесов – и слышу хруст – будто кости ломаются. А на самом деле – доска подо мной. И я вместе с кусками дерева обрушиваюсь на пижона. Вернее, падаю в его руки. Его мгновенная реакция ошеломляет и настораживает.
Несколько секунд я копаюсь взглядом в его глазах. Что это было?! А он и бровью не ведет. Словно каждый день ловит женщин, падающих с лесов.
Все это неспроста. Я чую. Я знаю.
Два часа работы – и он исчезнет из моей жизни. От него точно надо держаться подальше.
– Эй! – выдыхаю я ему в спину.
– Ну чего тебе?
Пижон замирает: кажется, он тоже заметил, как смешно это вышло: он снова откликнулся на «Эй».
– Меня называют Шустрый, – не оборачиваясь, отчеканивает он. – Я тебе не битник из «Мэри Поппинс».
– Шшшуусстрый, – выкатывается у меня изо рта.
Этим все сказано. Я не смогу называть его так.
– Ладно, давай, придумаем что-нибудь покороче, – смиряется он.
– Эй! – я улыбаюсь.
– Я не хочу, чтобы ты меня так называла!
Он что, злится? В самом деле?!
– Эй, – говорю я четко, уже без улыбки. Все. Точка.
Обгоняю его и выхожу на улицу первой.
Я вымотана так, что каждое движение дается с трудом. Но все же нахожу в себе силы доползти до лэптопа, чтобы оставить запись о сегодняшнем дне. Закутанная в махровый халат, с чалмой из полотенца на голове, я забираюсь на стул с ногами. Жду, пока загрузится моя страница в соцсети. Глаза слипаются, мысли слипаются.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я все еще помню, как волновалась, заходя в свой аккаунт на следующий день после общения с незнакомцем, как мысленно сжималась, набирая пароль. Но, оказалось, зря: блокировка работала. Ни одного сообщения, ни одного комментария.