Вечно ты - Мария Владимировна Воронова
* * *
Идея завести собаку, поданная Региной Владимировной, захватила меня почти без остатка. Я взахлеб читаю «Человек находит друга» Лоренца и «Вы и ваш друг Рекс» Рябинина, которые мне дали в библиотеке. Да, я все-таки дошла до них и вернула руководство по хирургии щитовидки, которое не дочитал Паша. Сначала девушки за кафедрой стали меня ругать, но когда узнали, по какой причине книга так сильно просрочена, то усадили рядом с собой, напоили чаем и рассказали, какой Паша был приятный человек и аккуратный читатель. В последнее время я начинаю привыкать к тому, что незнакомые люди рассказывают мне что-то хорошее о моем муже. Кого-то он спас на операционном столе, кому-то, как вот этой милой библиотекарше, поставил правильный диагноз, кому-то организовал консультацию корифея в другой специальности.
Много в моей жизни стало таких неожиданных встреч. Я вспоминаю жуткую музыку Ленинградского рок-клуба, которую так обожал сын, и строчку в одной песне: «Но свет ушедшей звезды все еще свет»[4]. Раньше мне, как любой благонравной даме средних лет, творчество той группы казалось чушью, а теперь я внезапно начинаю прозревать смысл.
Все еще свет… И он не погаснет, пока я жива, и пока жив хоть кто-то из тех, кого Паша спас от смерти.
Непонятно, легче мне или труднее, но пустота в сердце начинает теплеть.
И порой мне кажется, хоть это, безусловно, антинаучно и вообще шизофрения, но пес, которого я заведу, будет чувствовать Пашино присутствие.
Я выписываю таблицы с собачьим рационом, в сотый раз взвешиваю все «за» и «против». Сейчас у меня спокойная работа, без дежурств, трудно представить себе обстоятельства, при которых я не смогу погулять и накормить своего будущего любимца, да и Регина Владимировна обещала подстраховать. Черт, кажется, надо позвонить сыну и извиниться перед ним, что к приобретению собаки я готовлюсь тщательнее, чем к его появлению на свет.
С ним вообще обошлось без страхов и сомнений. Ответственность – это, наверное, единственное, что с возрастом становится больше и лучше, и это хорошо, иначе человечество не развивалось бы. И не размножалось.
Регина Владимировна тоже в предвкушении. Она заручилась согласием соседей по коммуналке на собаку, штудирует кинологическую литературу с профессорской въедливостью и прикидывает лучшее место под лежанку.
Мы уже определились, что за чистотой породы гоняться не будем, дворняжки вполне подойдут, главное, небольших размеров, чтобы они комфортно чувствовали себя в городской квартире. Сейчас на повестке дня у нас животрепещущий вопрос: щенок или взрослая собака? Щенки благодаря механизму запечатления сразу признают в нас хозяек, это хорошо, но они требуют много ухода, в частности, шестикратного кормления на первых порах, а это мы, одинокие работающие женщины, организовать не можем. Так что или брать взрослую особь или ждать до отпуска.
Короче говоря, у меня появилась цель и у меня появился план, все, как полагается у нормальных людей. Хотя я была уверена, что после ухода мужа этого уже никогда не случится.
Посмотрев больного с гипертонией, возвращаюсь к себе в кабинет и снова встречаю Корниенко. Сегодня он таскает ящики с молоком, которое нам выдают за вредность. Я не люблю этой традиции, ибо от идиотского исполнения она потеряла свой первоначальный смысл. Чтобы молоко нейтрализовало токсичное воздействие вредных веществ, работник должен выпивать его непосредственно на смене, в крайнем случае сразу после. У нас же раз в месяц, а то и реже осчастливят тебя пятью литрами, и делай что хочешь. Или за два дня все выдувай, или творог вари. Все ворчат, лучше бы деньгами дали, а старшая сестра полдня убивает на то, чтобы распределить молоко по справедливости. Ну а пока что Корниенко носит его от служебного входа на этаж.
Я внимательно оглядываю его. На первый взгляд он выглядит так же прилично, как и раньше, но пижама, все такая же аккуратная и наглаженная, сидит гораздо свободнее, чем прежде. Он явно похудел. Почему-то женщины, впадая в уныние, набирают вес, а мужчины, наоборот, усыхают.
И взгляд у генерала стал чуточку другим. Не пустота еще, но тень пустоты сквозит в нем.
Он ставит ящики под дверь старшей сестры, вытирает лоб тыльной стороной ладони, как заправский грузчик, и улыбается мне. Надеюсь, что я преувеличиваю, но улыбка кажется растерянной и неуверенной, чтобы не сказать заискивающей.
Подхожу, здороваюсь.
– Здравия желаю, Татьяна Ивановна!
– Прогуляемся, Лев Васильевич?
– С превеликим удовольствием! – смеясь, он делает руку бубликом, как в кадрили.
Я принимаю, и мы не спеша двигаемся по коридору, словно влюбленная пара. Спрашиваю, что ему принести почитать.
– Что-нибудь такое, что не жалко, если товарищи утащат.
Что мне импонирует в Корниенко, так это его отношение к соседям по палате. Без страха, без презрения, даже без особой жалости. Он спокойно разговаривает с ними, делится своей едой, помогает тем, кто сам не может за собой ухаживать. Многие, оказавшись на его месте, в том числе, наверное, и я сама, попытались бы как можно надежнее дистанцироваться от больных, а он – нет.
– Есть сборник зарубежных детективов, – говорю я, – книга дефицитная, конечно, но на один раз. Совсем простенькое чтение, только чтобы отвлечься да на часок голову занять.
Корниенко вздыхает:
– Ну что ж… Таков путь нашей деградации.
– Послушайте, – говорю я шепотом, – сознайтесь, что вы были больны, и вскоре окажетесь на свободе. Еще лето успеете застать…
Корниенко молчит, но рука, на которую я опираюсь, напрягается.
– Сколько я еще смогу вам натягивать панкреатит? Ну месяц еще, ну два… А после придется собрать комиссию, вас отвезут на рентгеновское исследование или даже на ультразвуковое, после чего станет ясно, что никаких камней в желчном пузыре и воспаления поджелудочной у вас сроду не было. Снять соматический диагноз никаких проблем, это вам не шизофрения.
– То есть благодетельной инсулиновой комы мне не миновать?
– Лев Васильевич, будем реалистами, – я снова понижаю голос, – шанс подвергнуться этому так называемому лечению у вас весьма велик, и я должна предупредить, что последствия могут оказаться очень серьезными.
– Да? Какими?
– Для разминочки полная декортикация, устроит?
– Понятия не имею, что это такое.
– Полное отмирание коры головного мозга, так понятнее?
Корниенко смеется:
– Ну, я человек военный, мне не страшно.
– Лев Васильевич, это не шутки. Небольшая ошибка с дозой инсулина, недостаточно быстрое введение глюкозы, и все, в коре мозга происходят необратимые изменения, превращающие вас в овощ.
– Н-да, перспективка… Но мужики вроде нормально переносили. Не заметил, правда, что им это как-то помогло, но особо и не повредило.
– Если мозг не пострадает,
