Жестокая любовь мажора (СИ) - Маша Демина
Я игнорирую, ну или делаю вид, что игнорирую, и захожу в общагу, как можно тише добираюсь до комнаты и осторожно укладываю сына в кроватку.
Несколько минут стою и наблюдаю за его сном: достаточно ли он крепок, а затем так же бесшумно выхожу из комнаты и спускаюсь к Багирову.
Он стоит на один пролет ниже, подперев стену плечом, глядя куда-то в окно. Задумчивый. Напряженный.
Я вот только не понимаю: в какой момент у нас все пошло наперекосяк?
Скрип закрывающейся двери выдает мое присутствие. Илай поворачивает голову, и я на мгновение вижу тень усталости на его лице. Но затем она сменяется холодом.
Багиров подходит. А у меня пульс ускоряется от понимая, в какую сторону мы сейчас повернем. Не таким я представляла этот вечер…
— Два шага вперед и десять назад, да?
Молчу.
— И сколько мы еще танцевать так будем?
— А это ты у себя спроси, Илай.
Складываю руки на груди, нервно постукивая пальцами по предплечью. Господи, да пошел к черту этот контроль!
— Когда ты собирался мне сказать? И вообще, — тяжело дышу, — собирался ли?
Его взгляд темнеет, и все становится понятно без слов: он знает, о чем я.
Глава 44
Илай качает головой, его кадык дергается, когда он сглатывает, пока я задыхаюсь в ожидании ответа.
— Я собирался поговорить, — наконец произносит он. — Но ты ведь уже придумала свою версию и не поверишь мне, да?
Я всплескиваю руками.
— Не знаю, Илай! Я… — трясу головой, — я ничего не знаю! Ты не особо посвящаешь меня в свои планы!
— Успокойся, — он выставляет ладони в примирительном жесте. — Мы сейчас все обсудим.
Я втягиваю носом воздух, пальцами зачесываю волосы назад и выдыхаю немного истерично:
— Господи, да что мы обсудим?
— Наши отношения, — его голос понижается, и я слышу, что ему не нравится тон нашей беседы. — Я думал, вы поедете со мной.
— Думал он, — грустно усмехаюсь и отворачиваюсь, закусывая нижнюю губу. Эмоции пульсируют в голове. Поэтому даю себе несколько секунд перевести дух, а затем поворачиваюсь и сухо отвечаю: — Нет.
Илай хмурится в замешательстве.
— Что — нет?
— Мой ответ — нет. Мы с Кириллом никуда не поедем.
Я вижу, как у Илая дергается щека, но в остальном он остается безэмоциональным.
— Почему? — сдержанно интересуется он.
Тяжесть наполняет мою грудь, превращаясь в тошнотворное чувство.
Возможно, если бы у нас было больше времени… если бы я была уверена в том, что моя правда не заставит Багирова наделать глупостей … я смогла бы довериться ему полностью, но… Я не могу.
Мне страшно рассказать Илаю об истинной причине моего бегства. Я боюсь, что, если произнесу его имя вслух, моему счастью придет конец. Оно исчезнет. Физически. Он его уничтожит. Нас. Я не хочу рисковать ни сыном, ни Илаем, ни собой. Я знаю, что там меня ждет чудовище, которое мечтает отплатить мне по полной за показания, которые я давала против него…
— Потому что… — я замолкаю, ощущая, как дрожит мой голос от нахлынувших воспоминаний. — Потому что я не могу, Илай, — горло взволнованно дергается.
Все, что я собираюсь сказать, звучит неправдоподобно даже для меня. Но озвучить правду — все равно что сказать Багирову «фас», показать быку красную тряпку. Он бросится меня защищать или мстить, только Илай не понимает, на что способен тот человек. И именно поэтому ему не нужно знать о моем отце…
— Почему, черт возьми, ты не можешь? — произносит Багиров спокойно, но я слышу, как он близок к потере контроля, и вижу, что его взгляд в то же время наполняется смесью отчаяния и беспокойства.
Я прижимаю руки к вискам, глаза затапливает горячей влагой, приходится часто моргать, чтобы не дать слезам выход. Получается. Пока. Опускаю руки и впиваюсь ногтями в ладони.
— В Москве… там у меня ничего нет, а здесь я… — прерывисто втягиваю носом воздух, — здесь я обрела людей, которым нужна… и которые нужны мне. Здесь баба Люся, Лена, здесь благодаря тебе у меня есть работа, а Кирилла на следующей неделе возьмут в садик… — издаю нервный смешок. — Я наконец живу нормальной жизнью, Илай… а там меня ждет неизвестность.
— У тебя в Москве буду я, — он отвергает мои аргументы. — Я буду рядом, Алис. И я снова помогу: найдем и работу, и садик, а к бабе Люсе будем приезжать в гости…
— Нет! — срываюсь на крик. — Нет, Илай. Пожалуйста, — чувствую, как дрожит подбородок. — Не дави, — шепчу. — Не нужно…
Он бросается ко мне и обхватывает ладонями мое лицо.
— Чего ты так боишься, Алис? Для чего все усложняешь? Я буду рядом, обещаю. Просто… Черт возьми, просто доверься мне! — Мои глаза застилает пелена горячих слез. — Я не подведу. Все будет хорошо…
Я высвобождаюсь и отхожу, отворачиваюсь. Так проще. Видеть его пылающие глаза и жгучее желание достучаться до меня… невыносимо. Потому что я знаю, что причиняю ему боль.
— Я не вернусь в Москву.
Тишина такая тяжелая, что мне невыносимо дышать в ней.
— Я не имею права просить тебя изменить свою жизнь и переехать в Питер, но поехать с тобой тоже не могу. — Я делаю глубокий вдох. — Но если ты действительно хочешь попробовать… если у тебя есть возможность и желание… может быть, ты бы смог рассмотреть Питер? Или м-мы могли бы вместе рассмотреть другие города, — идея кажется такой воодушевляющей, что я сжимаю кулаки и уголки моих губ дергаются. — Россия ведь большая страна, мы бы смогли найти себе уголок… но только не в Москве, пожалуйста…
— Алис. Если бы мог, блядь, — он выдыхает в каком-то отчаянии, — я бы остался. Клянусь, остался бы. Или переехал хоть к черту на кулички… Но это ж мои пацаны, как они без меня? Я же предателем буду в их глазах, если переведусь в другой клуб. Не проси меня делать этот выбор.
Я закусываю губу, когда из моих глаз срываются крупные капли.
— Не буду, — едва слышно произношу и закрываю лицо ладонями, содрогаясь от нахлынувших слез. — Не буду, Илай, прости…
Я слышу, как приглушенно он матерится и бьет кулаком в стену. А потом мы снова погружаемся в тишину, наполненную его тяжелым дыханием и моими короткими вздохами.
— Посмотри на меня, — тихо просит он. — Алис. Я без вас уже не смогу… — его голос надламывается, и я зажмуриваюсь. — Мы все решим, только сделай шаг в мою сторону.
— Хватит, хватит, пожалуйста, хватит, — мотаю головой и собираюсь сбежать, но он
