Диана Локк - Испытание чувств

– Я не знаю, как…

Она опять ударилась в слезы, да еще пуще.

– Хочешь, чтобы я приехала?

До нее было два часа пути; между тем было уже восемь вечера, больше даже, и Келли прекрасно знала, что вырвать меня из дома в это время может разве что землетрясение.

– А ты можешь? – робко спросила она.

– Уже еду.

Я в двух словах обрисовала ситуацию Стюарту, который стоял возле.

– Может, это стресс от того, что перезанималась, кто знает?

– Хочешь, чтобы я поехал с тобой? – осведомился он.

– Нет, у нас гости, не отправлять же их по домам. Хоть она ничего и не сказала, но что там у нее могло произойти? Останься с гостями и составь им компанию, а я сама прекрасно справлюсь. Уже поздно, так что я останусь у нее на ночь: в ее комнате есть вторая кровать. Я тебе позвоню попозже, расскажу, как там и что.

Судя по улыбке, он был весьма доволен таким раскладом, но, если быть до конца честной, Стюарт же не слышал, как Келли плакала. Счастливый, он вернулся к телевизору и, не успела я выйти, как забыл все на свете. Сунув в пакет зубную щетку и рубашку, я выскочила на дорогу. Быстрее пули – как же, мама спешит на помощь! – я помчалась по шоссе, дабы утолить печали моей красной девицы.

У меня было достаточно времени для размышлений, пока я ехала эти два часа. «Должно быть, все-таки стресс, – думала я, – доучила на свою голову, готовясь к экзаменам».

Стресс. Слово, которое я понимаю как никто другой, ведь я сама была девять месяцев под его гнетом. Меня никто не винил, но я всегда чувствовала себя виноватой перед Стюартом. Он оказался куда прекраснее, чем я того заслуживала.

– Родная, – сказал он, когда я попыталась ему объяснить историю с Ричардом. – Я не нуждаюсь в детальном описании, что вы делали и где были. Честно говоря, я вообще ничего не хочу об этом слышать: пусть это останется между вами, навсегда. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, чтобы мы начали жизнь заново с того момента, когда между нами пробежала черная кошка. Но если мы не будем искренни, то никогда не сможем пройти через это.

Это одновременно и легко, и трудно – облечь в слова то, что может причинить боль.

– Стюарт, когда я вышла за тебя, мне ударило в голову, будто Ричард приедет и спасет меня, – ну, знаешь, как рыцарь на белом коне. Я и представить не могла, что ты с самого начала был моим спасением. И как я могла верить во все эти сказки на протяжении стольких лет, пока обманывала тебя?

– Ты не обманывала меня, – ответил он. – Я знал, что здесь замешан кто-то другой, но, пока этот другой был лишь в твоих мечтах, это было нестрашно. Все изменилось, как только ты встретила его снова, тогда ты солгала мне в первый раз и поступила не очень хорошо, знаешь.

– Как ты?

– Когда ты вернулась домой после встречи выпускников, я поинтересовался, нет ли у тебя старых приятелей, из-за которых я должен беспокоиться, а ты сказала, что нет. Ты вспыхнула и не захотела встречаться со мною взглядом, и я понял, что ты солгала.

– Но как ты узнал о Ричарде? Я никогда не говорила тебе про него.

– Твой отец сказал еще до того, как мы поженились.

– Отец? Как он осмелился…

– Не огорчайся так. Лео не выдал мне никаких твоих секретов. Он просто боялся, что ты опять можешь взяться за свое, и пытался… предупредить меня, я думаю. Я ему пришелся по душе, знаешь, – с глупой улыбкой добавил он.

– Он решил, что ты идеально мне подходишь, в первые же десять минут вашего знакомства, – прибавила я, игриво похлопывая его по обнаженной груди. – Но хватит с тебя, а то еще распустишь хвост.

– Он попросил меня хорошенько заботиться о тебе, потому что тебе и так пришлось несладко, и он беспокоится, как бы это на тебе не сказалось. А еще припоминаю, он произнес престранную вещь: «У каждой женщины в этой семье есть свои тайны». Очевидно, он имел в виду твою сестру или мать, но развивать мысль не стал.

– Должно быть, маму, – немедленно отозвалась я, вспомнив разговор с отцом в больнице, – но он так и не объяснил ничего. Что бы это могло быть?

Во время этой милой беседы я лежала обнаженная рядом со Стюартом – условие, согласитесь, сильно отделяющее тот день от этого, а потому о маме мы вскоре забыли.

Стюарт всячески старался убедить меня, что я создана будто специально для него, что прошлое позади и единственное, что имеет для него значение, это то, что мы вместе. Поначалу я взывала к его благоразумию, но вскоре обнаружила, что отвечаю ему тем же, и через несколько месяцев, к Рождеству, мы превратились почти в идеальную пару «влюбленных голубков».

– Да вас просто не узнать, – сказала Элен, и, по-моему в голосе ее было нечто вроде зависти. – Может, и мне попробовать твой метод, а?

– Не делай большие глаза, Эл, но, может быть, тебе просто надо взглянуть на Кевина по-другому? В наших мужчинах столько хорошего.

Когда Стюарт сказал, что хватит мне валять дурака и пора бы закончить курсы юрисконсультов, я с энтузиазмом взялась за дело, а через неделю после получения диплома встретила в парикмахерской Леону Хансбурн.

– Ты все еще работаешь на Боба Мэрфи? – поинтересовалась она вместо приветствия.

– Уже нет. Это долгая история, Леона, но сейчас я ищу место юрисконсульта. Только что диплом получила, – не без гордости добавила я.

Результатом этой встречи было то, что я вот уже две недели работала по новой специальности с Леоной и полюбила свою работу. По правде сказать, я любила каждую секунду своей жизни в эти дни. Тебе сорок восемь, а как будто все начинается сначала.

«Я люблю тебя, жизнь», – пропела я, улыбнувшись до ушей водителю обгонявшей меня машины. «Держу пари, он засомневался, в здравом ли я уме», – пронеслось у меня в голове, и я в голос расхохоталась. «Алмазы на подошвах ее туфель», – страстно промурлыкала я, вторя Полу Саймону, кассета с записями которого у меня была поставлена.

Я еще раз попыталась перебрать в уме причины, которые могли бы так расстроить Келли. Если это не экзамены и не ссора с Филом, то не знаю, на что и подумать. «Ладно, в свое время узнаю», – самоуверенно решила я, но ни в одном, даже самом диком сне мне бы не приснилось, в какую переделку угодила моя дочь.

Войдя в неубранную комнату Келли, я успела заметить Фила, с крайне несчастным видом примостившегося на второй кушетке, но тут истерически рыдающая Келли бросилась ко мне.

Поверх ее плеча я посмотрела на Фила, пытаясь понять, в чем загвоздка, но он не захотел встречаться со мной взглядом. Я смотрела на его понуренную голову, слушала завывания Келли, и вдруг меня, как кулаком в живот ударили. И ее скомканные слова, когда она сообщила новость, были уже лишними:

– У меня будет ребенок, мама, я беременна!

Стоя посреди этой крошечной комнатки, в которой сейчас было слишком много народа, и крепко прижимая к себе мою кровиночку, я пыталась держать себя в руках.

Фразой «Я же тебе говорила» делу было не помочь, поэтому я оставила дочь и подсела к Филу. Вернее сказать, села на «ложе любви», так, чтобы быть как можно дальше от него.

– Давно?

– Вчера я была в здешней клинике. Сказали, около двух месяцев.

Мы обсудили все возможные варианты. У них есть еще почти месяц, чтобы прийти к окончательному решению, но они уже все решили. Во-первых, они хотят сохранить ребенка. Тут для Келли, насколько я поняла, другой альтернативы быть не могло: зародыш – это начало жизни, сокровище, которое необходимо лелеять и беречь. Аборт для нее был совершенно неприемлем. Странно, но я почувствовала гордость за Фила, который полностью разделял ее мнение и не уронил свою честь в подобной ситуации.

– Мы хотим пожениться сразу после экзаменов, и пусть свадьба будет скромная, только для наших семей, если не возражаете.

– У моих родителей остался после бабушки домик, – добавил Фил, – и, я думаю, мы вполне могли бы обосноваться там и жить на мое жалованье.

На Келли было жалко смотреть – побледневшая, лицо распухло от слез. В конце концов, я решила, что Филу пора отправляться домой. Он жил теперь не в университетском городке, а каждое утро уезжал на работу. Пока ему здесь нечего было делать, да и поспать им обоим необходимо.

Мы медленно разобрали постели, занятые каждая своими мыслями. Была уже ночь, когда я вспомнила, что забыла позвонить Стюарту. Ситуация была такая, что позвонить стоило, но уже поздно, да он бы и сам позвонил, если бы очень волновался. Ладно, пусть еще одну ночку побудет в неведении, прежде чем я этими новостями разобью ему сердце.

Было не до сна, и остаток ночи я провела, прислушиваясь, как плачет, уткнувшись в подушку, Келли. Наконец наступило утро, и я выскользнула из-под одеяла, чтобы посмотреть в просачивающемся через окно сером свете на ее заплаканное лицо. Она выглядела такой уязвимой и спала, точно ребенок, так что я не решилась ее будить. Написала короткую записку, подоткнула одеяло, легонько погладив ее по щеке, и поехала домой.