Нора Робертс - Тепло наших сердец
И все равно голова у Мэлори шла кругом, а желудок сжимали спазмы. От одной только мысли, что любовь могла пройти мимо. Что счастливая уверенность в своих силах и радость, которые дает ей Флинн, окажутся иллюзией.
Если эта иллюзия исчезнет, она будет тосковать всю оставшуюся жизнь.
Мэлори взбила подушку и попыталась заснуть.
Когда она проснулась, солнце стояло высоко, обещая жару. В воздухе распространялся запах роз. Мэлори еще немного подремала. От теплых простыней исходил слабый аромат ее мужчины.
Она лениво перевернулась на спину, открыла глаза и растерянно заморгала. Какое-то странное ощущение. Нельзя сказать, что неприятное — просто странное.
Сон. Необыкновенный сон.
Мэлори села и потянулась, с наслаждением ощущая, как напряглись мышцы. Прекрасная и естественная в своей наготе, она выскользнула из постели, понюхала бледно-желтые розы на комоде и подхватила халат. Остановилась у окна, чтобы полюбоваться садом и вдохнуть напоенный ароматами воздух. Потом распахнула окно и впустила в комнату звуки — птичье пение.
Она спускалась по лестнице, скользя рукой по гладкому дереву перил, и странное чувство постепенно отпускало ее — как сон после пробуждения. На полу плясали яркие блики от окна над дверью. Задержала взгляд на цветах — экзотических белых орхидеях в античной вазе на столике у входа.
Его ключи лежали рядом, в маленькой мозаичной плошке, которую она купила специально для этой цели.
Мэлори прошла через весь дом на кухню и улыбнулась. Он стоял у плиты, укладывая на сковороду ломтики хлеба с маслом. На столе она увидела поднос с кувшином сока, своей любимой чашкой и маленькой вазой с одной розочкой.
Задняя дверь была открыта. С улицы доносился птичий щебет, прерываемый радостным лаем собаки. Счастливая, она медленно подкралась к нему, обвила руками талию и поцеловала в шею.
— Осторожно. Моя жена может проснуться в любую минуту.
— Рискнем.
Он повернулся, и их губы слились в долгом поцелуе. Сердце ее замерло, кровь вскипела в жилах. «Как хорошо! — подумала она. — Лучше не бывает».
— Я хотел преподнести тебе сюрприз. — Флинн погладил ее по спине и слегка отстранился. — Завтрак в постель. Хеннесси Особый.
— Сюрприз будет еще приятнее, если мы вместе позавтракаем в постели.
— Возможно, меня удастся уговорить. Секунду! — Он схватил лопатку и перевернул хлеб.
— Ого! Уже девятый час. Ты не должен позволять мне столько спать.
— Я не дал тебе выспаться ночью. — Флинн подмигнул. — Было бы справедливо, чтобы ты немного поспала утром. Подготовка к выставке, Мэл, отняла у тебя много сил.
— Я почти закончила.
— Потом, когда все будет позади, я собираюсь увезти свою красивую и талантливую жену на заслуженный отдых. Помнишь ту неделю во Флоренции?
Дни, наполненные солнцем, и ночи, наполненные любовью.
— Разве можно такое забыть? А у тебя получится? Я не одна занята делом.
— Найдем время. — Он выложил тосты на тарелку. — Может быть, поваляемся еще часок? Или два…
Из «радионяни» на кухонном столе раздался сонный плач. Флинн посмотрел на прибор.
— Похоже, не поваляемся…
— Я посмотрю. Буду ждать тебя наверху.
Она торопливо поднималась по лестнице, скользя рассеянным взглядом по картинам на стенах. Уличная сценка во Флоренции, морской пейзаж с островов Аутер-Бэнкс[36], портрет Флинна, сидящего за письменным столом в своем кабинете.
Она повернула в детскую. Стены здесь тоже были украшены ее картинами. Волшебные сказки, которые она рисовала во время беременности.
В кроватке с блестящими перекладинами плакал их маленький сын, настойчиво требовавший внимания.
— Ну-ну, радость моя! Мама здесь. — Она взяла малыша на руки и крепко прижала к себе.
«Волосы у него будут как у отца», — подумала Мэлори. Уже становятся темными, с характерным каштановым отливом, особенно заметным в лучах солнца.
Чудесный мальчик. Само совершенство.
Она понесла сына к пеленальному столику, но внезапно у нее задрожали колени.
Как его зовут? Как зовут ее ребенка? Охваченная паникой, она крепче обняла маленькое тельце и резко повернулась, услышав шаги Флина.
— Ты так прекрасна, Мэлори! Я тебя люблю.
— Флинн… — У нее что-то случилось с глазами. Такое ощущение, что она видит сквозь него, что он растворяется в воздухе. — Что-то не так.
— Все в порядке. В полном порядке. Все точно так, как ты хотела.
— Я сплю, да? — Ее глаза наполнились слезами. — Все это не настоящее.
— Но может стать настоящим.
Яркая вспышка света, и она уже стоит в светлой просторной мастерской. Холсты прислонены к стенам и развешаны на мольбертах. Она смотрит на картину — красочную, выразительную. В ее руке кисть, и она уже набирает краску на палитре.
— Получилось, — шепчет она, глядя на холст. Лес, пронизанный мягким зеленоватым светом. Фигура на тропинке. Одна, но не одинокая. В конце тропинки виден дом, и еще осталось время насладиться тишиной и магией леса.
Создано ее рукой. Ее разумом и сердцем. Она чувствует это, как чувствует каждый мазок на каждом полотне в этой комнате.
Чувствует силу и гордость, муки и радость творчества.
— Я могу! — Охваченная безумной радостью, она продолжала наносить маски. — У меня все получается!
Радость была непередаваемой, и она наслаждалась этим чувством. Теперь она знала, какие краски смешать, чтобы получить нужный тон, когда делать широкий мазок, а когда переходить к мельчайшим деталям.
Знала, как создавать свет и тень, чтобы у зрителей сложилось впечатление, что они сами могут пройти по тропинке и войти в дом, который ждет их.
И тут по ее щекам потекли слезы.
— Это не настоящее.
— Но может стать настоящим.
Она резко обернулась. Кисть со стуком упала на пол, разбрызгивая краску.
Он стоял рядом, освещенный яркими лучами солнца, но оставался темным. Черные блестящие волосы рассыпались по плечам и чем-то напоминали крылья. Глаза серые, как гранит. Высокие скулы, впалые щеки, прекрасно очерченные губы.
«Красавец…» — подумала Мэлори. Но разве он может быть красивым?
— По-твоему, я похож на демона? На воплощение ночного кошмара? — Насмешка лишь усиливала его очарование. — Это вовсе не так. Они говорили обо мне плохо, да?
— Ты Кейн. — В ней ожил страх, холодными пальцами стиснул горло. — Ты украл души у трех принцесс.
— Тебя это не должно тревожить, — голос тоже был чудесный — мелодичный, убаюкивающий. — Ты обычная женщина, смертная. Ты ничего не знаешь обо мне и о моем мире. Я не желаю тебе зла. Наоборот. — С грацией танцовщика он прошел по комнате. Ноги в мягких сапогах ступали неслышно. — Это все создала ты.
