Клетка - Ариша Дашковская
Теперь я прокручивал в голове события прошлого, пытаясь разобраться, что заставило меня снова лечь с ним в одну постель. Не страх. Он не запугивал меняСкорее, сам боялся собственного неосторожного порывистого движения в мою сторону. Не уговоры. Да мы практически и не разговаривали. Так. общие фразы. «Доброе утро!», «Пойдем завтракать / обедать / ужинать», «Передай солонку». Все изменил один случай.
Астафьев улетал в командировку на две недели. Оставлять меня на сиделку и охрану он побоялся и попросил Нину взять меня к себе. Не знаю, почему он доверял Нине больше, чем своим дуболомам и Вронскому, но действительно сбежать от нее за все время у меня даже мысли не возникло. Если необходимость таскать меня с собой на работу Нину и не радовала, то по ее поведению догадаться об этом было невозможно. Когда Нина оперировала, я сидел в ее кабинете и от нечего делать глазел на информационные медицинские плакаты о размерах и формах груди, носов, ушей, листал пухлые альбомы с фотографиями пациенток «до» и «после», просматривал скучные справочники. Я понял, что 8 основном Нина работала с лицом. Даже мне, далекому от пластической хирургии, стало понятно, что ее коньком была ринопластика. Она исправляла то. что люди считали дефектом, но при этом каким-то образом у нее получалось сохранять индивидуальность. Во время консультаций я тихонечко сидел за маленьким столиком 8 углу, опустив глаза в первый попавшийся под руку справочник, и изображал практиканта.
Может, то, как смотрелся на мне белый халат, который мне выдала Нина, и сподвигло ее на гениальную идею сделать из меня пластического хирурга. А может, она приняла мое бездумное гипнотизирование страниц справочника за искренний интерес к профессии. Когда она озвучила свою идею, я удивился, как взрослой и неглупой женщине могла прийти в голову настолько бредовая мысль. Неужели она не замечает степень моей ненормальности? От перспективы стать новым доктором Франкенштейном меня передернуло.
— Не бойся, я всегда буду рядом. Я помогу, — уговаривала она.
— Ты чего? Ты знаешь, сколько гребут пластические хирурги?- глаза Лиса разгорелись. — Накопишь баблишка — и гуд бай. Астафьев. — свалим в Штаты. Или 8 Голландию. Там тоже нормально.
Астафьеву идея с моим обучением не понравилась. И не потому, что он заподозрил, что я смогу сбежать. Нет. Он начал обвинять Нину, которая с присущей ей дипломатичностью намекнула как-то за обедом, что мне неплохо бы получить образование.
— В клинике твоей работать будет, значит. Ясно. Ты женщина одинокая и еще не совсем старая. А парень красивый. Глаз радовать будет. И не только глаз, да? — его губы изогнулись в презрительной ухмылке.
— Что ты такое несешь? — негромко ответила Нина, но щеки ее побелели, а чашка с кофе слишком громко звякнула о блюдце. Темные от еле сдерживаемого гнева глаза прожигали брата.
— Знаю я вас, женщины, все преподносите так, будто облагодетельствовать кого-то хотите, а сами втайне преследуете свои цели.
Нина открыла рот, но не успела ничего произнести — я опередил ее.
— Это я попросил Нину. Я хочу учиться.
Теперь Астафьев с непониманием уставился на меня.
— Чему? Сиськи бабам пришивать, чтоб мужиков легче цеплять было? Учись на экономиста, инженера. Ты знаешь, какие деньги 8 нефтегазовой отрасли крутятся? Да и работа нормальная, мужская. А не эта, тьфу Перекраивать бесящихся с жиру которые полагают, что после этого их жизнь изменится сказочным образом. Внутри надо меняться.
— Спасибо за мнение о моей профессии, — процедила Нина.
— Я хочу работать с лицами. Делать людей красивее, хотя бы внешне. Может, и внутри они станут чуточку лучше.
— Врешь как дышишь. Да еще так убедительно, — Лис покачал головой.
— Как-то вы говорили, что если бы Леша хотел учиться, ему бы стоило только попросить об этом. Сейчас я прошу
— Ладно, подумаем, — развивать тему о Лисе Астафьеву не хотелось.
Вечером, когда я мыл свою кружку склонившись над раковиной, в кухню вошел Астафьев. Встал сзади, слишком близко, чего после моего возвращения из дурки ни разу не позволял, а потом вдруг прижался ко мне всем телом и, дыша мне в шею перегаром, заплетающимся языком проговорил:
— Так ты точно учиться хочешь? Не из-за Нинки?
— Точно хочу, — ответил, стараясь удержать в дрожащих руках скользкую от пены кружку.
— Будет тебе учеба. — сказал и сразу же ушел.
— Попил кефирчика на ночь? — невесело усмехнулся Лис. — Намек усек? Стояк его почувствовал? И что ты будешь делать?
— Валить отсюда! — я наскоро ополоснул кружку, поставил на сушилку, вытер руки полотенцем, скомкал и, размахнувшись, швырнул его на стол.
На следующее утро, только дождавшись ухода Астафьева на работу, я поднялся на третий этаж. По плану мне нужно было найти в его кабинете мой паспорт и какую-нибудь наличность, а потом, напросившись к Нине якобы для того, чтобы развеять последние сомнения по поводу выбора профессии, улучить подходящее время и сбежать. Конечно, подставлять Нину не хотелось — это было по-свински, но подставлять свой зад Астафьеву хотелось еще меньше.
Лис смеялся надо мной:
— Неужели ты думаешь, что он хранит твой паспорт 8 ящике письменного стола, а не в сейфе с кодовым замком? Вот такой он дебил, да.
В глубине души я понимал, что Лис прав, но надежда робко теплилась в груди.
Кабинет был не заперт. Обернувшись перед тем. как толкнуть тяжелую дубовую дверь, я поспешно вошел. Я здесь был однажды. Казалось, с того момента ничего не изменилось. Оглядевшись, я оторопел, не зная с чего начать. Окинул беспомощным взглядом шкафы и полки, а потом принялся поочередно распахивать дверцы и выдвигать ящики, заглядывая вовнутрь. Ни моего паспорта, ни какого-нибудь намека на тайник или сейф. Я даже заглянул за тяжелую картину на стене, изображавшую корабль, попавший в бурю. Ничего. Я бросил взгляд на идеально чистый письменный стол, на котором стояло только массивное мраморное бюро с золотистым металлическим глобусом. Подергал ящики. Заперто. В сердцах от отчаяния ударил кулаком по столешнице и крутанул изо всех сил глобус. Выпуклые очертания континентов пронеслись перед глазами, сливаясь 8 одно пятно. Когда движение глобуса замедлилось, я заметил крошечный того же цвета цилиндрик на одном из материков. Я придвинулся поближе и присмотрелся. Цилиндрик находился у выгравированной надписи «Мадрид». Эта надпись была не единственной. Некоторые города были
