Клетка - Ариша Дашковская

Глава 1. Виктор

Четыре стены грязно-зелёного цвета. Решётки на узком окне. И как насмешка пустой дверной проём без двери. Иди. Тебя всё равно остановят. Иди. Только некуда идти. И незачем. Вся жизнь разлетелась хрупким стеклом — не склеить. Да и некому этим заниматься. Я остался один. Совершенно никому не нужный, выживший только для того, чтобы застрять в тягучем безвременье. Если бы не было смены дня и ночи, я бы думал, что это один бесконечно долгий день. Те же санитары, грубые до омерзения, те же перекошенные лица психов в коридоре, та же безвкусная масса, которую механически пережевываю и глотаю только для того, чтобы не получить от тех же санитаров.

От однообразия уже тошнит. Или это побочный эффект таблеток. В них всё-таки есть толк. Они разорвали канаты, связывающие разум и чувства, и теперь они, разделённые, дрейфуют где-то в кромешной беспросветной тьме. А я медленно ухожу на дно. Не барахтаюсь, не пытаюсь выплыть, даже уже не задыхаюсь. Откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, ко мне проникают голоса, звуки. А происходящее вокруг вижу будто сквозь замутнённое стекло, отделяющее меня от мира. Просто как сторонний наблюдатель, нисколько не заинтересованный в происходящем действе. А, может, меня уже нет. Меня нет.

— Оле-е-жка, Олеженька-а, — донёсся голос не в меру болтливого санитара Роди. — Особое приглашение нужно? Обед в постель даже в номера люкс не предусмотрен.

«Люкс» достался мне благодаря припадку, случившемуся в первый же день. Никто не мог подумать, что тихий, тощий мальчик забьется в угол кровати и станет оглушающе орать, как на сеансе экзорцизма. Сам не могу понять, как получилось, что дед, пытавшийся меня успокоить, отлетел на пол и ударился головой о тумбочку. Это не я его оттолкнул. У меня не хватило бы сил. Он сам. Сам. Падал, неестественно цепляясь руками за воздух, пытаясь удержаться на ногах. Потом провал…

Помню только, как меня, словно взбесившегося зверя, хватали санитары, а я отбивался, извиваясь всем телом и брыкаясь ногами. Помню, как стальные тиски их рук сменили ремни на запястьях и щиколотках. Краем отъезжающего от укола сознания зацепил брошенную каким-то мужчиной фразу:

— А мальчик-то буйный оказался. В «люкс» его.

«Люкс» — небольшая двухместная палата на две койки рядом с постом. Почему-то здесь всего одна тумбочка, на которой красуется рулон туалетной бумаги. Сказали, что ко мне никого не подселят. Боятся или за него, или за меня.

Поэтому всё время, за редким исключением, я наедине со своими мыслями. В памяти прокручиваю все произошедшее, пытаясь вызвать хоть какую-то реакцию. И ощущаю только пустоту. Даже вспоминая бабушку, единственного родного человека, ощущаю ледяной холод безразличия. Так проходит месяц за месяцем лежания в кровати и разглядывания потолка, который изучил до последней трещинки. Никаких прогулок, кроме перемещения по коридору в столовую в сопровождении санитара. Остается только дышать свежим воздухом через приоткрытую форточку и смотреть, как психи в одинаковых серых казёных бушлатах ходят по усыпанному жёлтой листвой двору лечебницы. Кто-то просто расслабленно гуляет, кто-то нервно марширует, размахивая руками и шевеля губами. Некоторые — их всегда меньше, чем праздношатающихся — сгребают листву граблями в кучу. Получаются осенние уставшие верблюды, прилегшие на газоне.

Я бы хотел выйти под дождь. Так, чтобы он хлестал холодными струями по щекам, чтобы смыл грязь, въевшуюся чёрной смолой в кожу и душу. Стоя в пустой душевой, я часто закрываю глаза и поднимаю лицо вверх, представляя, что на меня попадают дождевые капли. Я всегда захожу последним и один. Это распоряжение моего лечащего врача. Когда я впервые увидел душевые кабинки без дверей и десяток раздетых разновозрастных мужиков, беззастенчиво пялящихся на меня, вдохнул и не смог выдохнуть, будто получив удар под дых, скрутился, скрючился на кафельном мокром полу, закрыл уши ладонями, чтобы не слышать биение сердца, превратившееся в оглушительный набат. На лбу выступил холодный пот. А я скулил, как побитая собака, умоляя не приближаться ко мне. В итоге из душевой меня волоком тащили санитары. А доктор… Доктор сделал правильные выводы.

Он единственный, кто казался нормальным в этом дурдоме. Высокий, широкоплечий, как древнерусский богатырь, со светлыми желтоватыми волосами, почти бесцветными бровями. Когда он говорил, странно дёргал губами, будто пытался сжевать собственные пышные усы.

Как-то он спросил:

— Почему ты никогда не интересуешься, скоро ли тебя выпишут.

— Зачем? — пожал плечами. — Здесь мой домой.

— Некоторые считают это место тюрьмой.

— Моя тюрьма внутри. Не важно, что снаружи.

Он понял.

Октябрь стал последним месяцем, проведённым в болотно-зелёных стенах.

— Собирайся, — Родя швырнул в меня больничный стёганый бушлатик. — Ну что, даже не обнимешь на прощанье?

— Меня выписывают?

— Ага, — ухмыльнулся он. — Списывают. На органы.

Земля ушла из-под ног, и если бы Родя не успел подхватить меня, я бы точно оказался на полу.

— Ты чего? Да пошутил я. Кому нужны твои больные потроха? В клинику пластической хирургии поедешь.

— Зачем?

— Ну как зачем? Вот есть, например, богатый Чебуратор. Бабла немеряно, жизнь удалась, а уши, как у слона, укрываться можно вместо одеяла. А у тебя ушки маленькие, красивенькие. Вот у тебя твои возьмут, а тебе чебураторские пересадят.

Родя сделал укол в плечо, и вскоре страх отступил. Уши, так уши. Это не самое страшное, чего можно лишиться.

— Так что, еще увидимся, — сказал он уже за глухими воротами больницы, оттопырив руками свои большие красные уши и ухмыльнулся.

Водитель тёмно-синего «ниссана» открыл дверь, а Родя запихнул меня в машину и пристегнул ремнём безопасности. Когда клацнули дверные замки, накатили воспоминания о поездке, чуть не ставшей последней. На лбу выступил пот. Водитель всю дорогу молчал, будто забыл о моём присутствии, а я, успокоившись, равнодушным взглядом следил за проплывающими мимо зданиями.

Клиника оказалась современной, со свежим ремонтом, светло-голубыми приятными стенами. Меня осметрела женщина не юная, но и не старая, с красивыми чертами лицами и невыразимо цепкими глазами.

— Дружочек, что же ты сжался в комок? Меня зовут Нина Сергеевна. И я не кусаюсь. Твои анализы в норме. Сегодня всё и сделаем. А пока отдохни немного, телевизор посмотри.

Она проводила меня в одноместную палату, очень уютную, больше похожую на жилую комнату. Включила телевизор и дала мне в руки пульт. Не успел ничего толком посмотреть, как меня пригласили в операционную, где было слишком многолюдно. Несколько парней и девушек, немногим старше меня, стояли в нетерпеливом ожидании. Может, правда, будут использовать меня как пособие для изучения внутренностей? В мозгу вспыхнула слабой искрой мысль: «Надо бежать!». Но вместо этого я послушной безвольной