Бывший папа. Любовь не лечится - Вероника Лесневская
- Он просто желал тебе счастья. Хотел, чтобы ты оправился после развода, забыл жену, переключился. Ему было все равно, кто оказался бы рядом с тобой, лишь бы ты принял хоть какую-то новую девушку, кроме Нади.
- Это невозможно, - резко осекаю ее.
- Я поздно это поняла…
Полина берет паузу, чтобы перевести дыхание и совладать с собой. Жестом просит нас отойти подальше от медперсонала к пустым диванчикам в зоне ожидания. Убедившись, что поблизости нет лишних ушей и глаз, продолжает тихо:
– Назар, тот конверт с документами я передала тебе по просьбе твоей матери, а не отца. Егор Натанович тогда не был в курсе, что я поехала в центр.
- Зачем? – потеряв терпение, вклинивается в беседу Надя. – Ты знала, что внутри? Видела бумаги? Ты имеешь какое-то отношение к тому, что с нами случилось? – спрашивает с нажимом.
- Нет, понятия не имею, о чем ты, - блондинка защищается, машинально отступая к стене. - Но я слышала, как они ругались, когда Вики не было дома. Егор Натанович был очень зол на Кристину Андреевну. Очень, - подчеркивает с придыханием. - Так непривычно было слышать их перепалку, ведь он всегда с заботой относился к жене, чуть ли не пылинки с нее сдувал, а в тот день… впервые повысил голос, обвинял ее в чем-то. Они долго не разговаривали и ночевали в разных комнатах. Поссорились сильно, видимо. В последнюю неделю Егор Натанович вообще постоянно на работе пропадал, все время был занят, брал больше дежурств, будто специально не хотел домой возвращаться. Вот и… не выдержал нагрузки.
- Полина Петровна, подойдите, пожалуйста. У Ильи Николаевича есть вопросы по историям, - окликает ее медсестра, и девушка, кивнув нам на прощание, шагает к стойке приемной.
- Прости, - чуть слышно кидает напоследок и ускоряет шаг, больше не оглядываясь.
- Назар, идем к твоему отцу, - ласково зовет меня Надя. – Думаю, ты сейчас ему очень нужен.
Вдвоем направляемся к лифту. Я зажимаю кнопку вызова, и мы ждем, пока кабина спустится и с механическим звуком откроется перед нами.
- Веришь ее словам? – негромко уточняю, придерживая створки и помогая Наде зайти внутрь.
- Звучит правдоподобно, - опирается спиной о дальнюю стенку, пока я выбираю нужный этаж. - А ты?
- Тогда придется принять тот факт, что отец не виноват, - растерянно и хмуро тяну, становясь рядом с женой. Откинув затылок на холодный металл, я устремляю пустой взгляд перед собой. - А мать… она ведь всю жизнь в гинекологии проработала, женщин от бесплодия лечила. Неужели она… - не могу вслух вынести приговор. Язык не поворачивается. Не знаю, почему, но в предательство отца поверить было легче. Больно, но… логично и объяснимо. А от матери я такого не ожидал. - Зачем? И почему папа покрывал ее?
- Наверное, потому что ты поклялся уничтожить того, кто украл нашу дочь, - лепечет Надя, укладывая голову мне на плечо, и я тут же провожу ладонью по ее макушке, аккуратно перебирая мягкие волосы. – Ты бы точно так же оберегал меня, что бы я ни натворила, разве нет?
- Ты бы так не поступила, Наденька. Я не знаю, кем нужно быть, чтобы сломать жизнь своим детям и внукам. Она же тоже женщина, мать…
- Мы, женщины, еще сильнее вас убеждены в своей правоте. Часто бываем слепыми и жестокими, эгоистично делая то, что считаем необходимым, - шумно и протяжно вздыхает Надя, а после виновато смотрит мне прямо в глаза. - Я, например, скрыла от тебя сына, хотя ты этого не заслуживал…
- Не сравнивай, - касаюсь губами кончика ее носа. - Ты защищала ребенка.
- Нет, я вбила это себе в голову, - отворачивается, всхлипнув сдавленно. - С тобой нам было бы лучше, а я по глупости отняла у всех нас год жизни. Не повторяй мою ошибку – помирись с отцом, пока еще не так много времени потеряно.
Кабина слегка дергается, притормозив, и створки лифта раздвигаются с характерным сигналом. Придерживаю Надю за локоть, стараюсь не торопиться, хотя внутри все рвется в дальнюю палату, где лежит папа.
Мы преодолеваем коридор, по пути здороваясь с медиками. Меня узнают сразу, поэтому пропускают без лишних вопросов, показывают нужную ВИП-ку.
У двери нерешительно останавливаюсь, невесомо дотрагиваясь до ручки. Не могу заставить себя постучать и ворваться внутрь. Что я скажу отцу? Извинения ему мои вряд ли нужны, сочувствие и жалость – тем более. Представляю себя на его месте, и… становится только сложнее. Как вообще вести себя в такой патовой ситуации?
На помощь приходит Надя. Перехватив костыли, освобождает ладонь и накрывает мою кисть. Настойчиво надавливает, и мы вместе открываем дверь в палату.
Взгляд сразу цепляется за фигуру отца на больничной койке. Представляю, как ему некомфортно здесь находиться, ведь он ненавидит лечиться. По себе знаю.
- Ты как? – коротко кидаю без приветствия. Холодно, сухо и жестко. Но не от ярости и обиды, а от нервов и волнения.
Отец выглядит хреново. Завидев нас с Надей, поправляет подушки и садится, чтобы казаться свежее и бодрее, чем чувствует себя на самом деле. Упрямо скрывает болезнь и подавленное состояние под внешней невозмутимостью.
- Ну, не помер, - отшучивается без тени улыбки на лице. – Давление нормализуют – и можно домой. Так что зря ты приехал, - грубо выдает. Намеренно отталкивает. Но теперь я знаю истинную причину его поведения.
Оставив Наденьку в кресле для посетителей, я подхожу ближе к отцу, без слов опускаюсь на край постели, заставив его подвинуться. Окинув покрытое морщинами, болезненно-бордовое лицо укоризненно-тоскливым взглядом, я тяжело вздыхаю – и, подавшись вперед, крепко обнимаю папу.
- Старый дурак, - выпаливаю, уткнувшись лбом в его плечо.
Глава 33
Отец застывает от неожиданности, превращаясь в каменную глыбу, а в следующую секунду я чувствую прикосновение широкой ладони к своей спине, слабое и неуверенное. Слышу тихий, виноватый голос:
- Сынок… Прости меня за все.
- И ты меня, - отвечаю так же коротко и сдержанно.
В нашей семье мужчинам не свойственно проявлять эмоции. У нас не приняты объятия, ласковые слова и прочие телячьи нежности. Недаром Наде так сложно со мной. С раннего детства я воспитывался в строгости и по четким правилам.
