Ожившая надежда - Федор Егорович Конев
- Проходи. Садись. И давай подробно, спокойно…
Должно быть, испугало бледное лицо Игоря, его измученные глаза и отрешенная вялость в теле, будто находилось оно в крайнем истощении. Корнеев усадил Игоря на один из стульев, что стояли вдоль стены, и сам опустился рядом, что удивило и насторожило.
- К вам Валя приходила, - догадался Зыков.
- Валя! Тут сама Анна Ванеева хлопочет за тебя.
- Я вчера был у нее, - Игорь посмотрел на Корнеева. - Я даже помню, о чем мы говорили. Вы не удивляйтесь, что говорю - «даже помню». У меня в последнее время такой ералаш в голове, что во времени запутался.
- О чем же говорили? - направил разговор Арсений Фомич.
- Да нет, не об этом скажу. Помните, Анна Семеновна возмутилась, когда я сравнил молодежь шестидесятых и девяностых годов? У меня в корне поменялось мнение. Вы были духовны. А мы… Для вас слово было откровением, а теперь оно копейки не стоит. Свобода слова обернулась полным равнодушием к самому слову. «Глаголом жечь сердца людей»… Бедный пророк! Делать тебе нечего среди нас. На кой фиг кому твой глагол нужен!
Игорь вскочил, пометался по кабинету, будто его в клетку загнали, снова вернулся на стул, ссутулился и скрючил пальцы перед собой, будто в судороге.
- Не преувеличиваешь, Игорь? - мягко спросил Арсений Фомич.
- Мне привиделась картина. Должно быть, во сне. Пустыня. По ней бродят толпы. Они опустошили недра земли, вырубили леса под корень, и все продали, кроме денег, других ценностей не видя. И чтобы не умереть, чтобы как-то согреться, они жгут книги. Пустыня и костры. Горят книги, горят великие мысли и чувства.
- Ну, Игорь, - развел руками Арсений Фомич, - Что уж так мрачно?
- Вы не хотите верить! Вы боитесь верить! А кончится этим! Появился новый тип человека. Эти люди выбросили души за ненадобностью и могут все позволить себе. Вот откуда Зло!
Игорь замолчал, схватив руками голову и согнувшись. Корнееву было жалко парня, но он не мешал ему. Пусть уж выговорится. Игорь резко выгнулся, так что затылком задел стену, и сказал негромко:
- Они уже среди нас. Эти люди могут быть соседом, братом, отцом.
«Он узнал, что донес Василий», - только и подумал Арсений Фомич, как стало ему более тревожно за парня. Уж так и быть, соврет Корнеев, что не Василий. Ему ли не знать доподлинно! И не нужно будет никакого поступка.
- Их надо остановить, - продолжал Зыков. - Но неугодных им слов они не слышат. Потому так нужен поступок.
За дверью, чуть приоткрыв ее, стояла Валя. Она через стенку услышала голос Игоря, подбежала к кабинету шефа, но заходить не стала. Подслушивать чужие разговоры плохо, это она знала, но никаким трактором нельзя было оторвать ее от двери, потому что за ней страдал Игорь. И она влетела бы, обняла его, прижала к себе как дитя, но понимала, что этого делать нельзя, что этим ничего не поправит. А сердце разрывалось от жалости.
- Какой поступок нужен, Игорь? - серьезно спросил Арсений Фомич, очень это его занимало.
- Я вам не сказал? - удивился Игорь. - Мне показалось, что сообщил об этом, как только пришел. А потом только объяснял, почему так он нужен.
- У тебя есть продуманный план?
План у Игоря был очень даже продуманный, притом - во всех деталях. Он собирался снова пойти к Платону Колыханову и предложить ему снять на видео сюжет - при стечении массы людей юноша говорит самые нужные человечеству слова на фоне огромного костра. Правда, Игорь еще не до конца продумал все слова. Но он чувствовал их, знал, о чем говорить, а слова придут.
Он призывает людей изжить Зло на Земле, и чтобы вняли его предвиденью, восходит на костер. Интернет подхватит исключительный сюжет, и он прозвучит на всех языках мира.
Что Колыханов похвалит идею, Игорь не сомневался, только задумается над тем, как провести съемки настолько скрытно, что никто и никогда не узнает об авторах правду.
Игорь не успел выложить свой план, в кабинет ворвалась Валентина. Игорь не ожидал ее появления, а Корнеев обрадовался такому счастливому исходу.
- Что еще за поступок? - не понимала Валентина, с испугом глядя на Игоря. - Что ты задумал?
- Игорь не видит другого пути, как пожертвовать собой, - с притворной печалью сказал Арсений Фомич.
Руки Игоря протестующе заметались, но слова не нашлись, и он опустил голову как двоечник у доски.
- А как же он? - Валентина прижала ладони к животу, по которому еще не заметно было, что она беременна.
Этого признания Арсений Фомич не ожидал, сам удивился и громко спросил:
- Ждешь ребенка?
- Кого ждет? - теперь Игорь силился понять, о чем речь.
- У тебя будет ребенок, - объяснил Арсений Фомич. - И когда успели!
Валентина уронила голову, уткнув лицо в ладони, и пошла к двери. Игорь метнулся к ней и схватил за руку.
- Это правда? - спросил он, явно потрясенный новостью.
Они стояли на пороге, Валентина разрыдалась, Игорь обнял ее.
- Вот что, молодые люди, - подал начальственный голос Арсений Фомич. - Идите и займитесь своими проблемами. Игорь может взять недельный отпуск. Все. Не мешайте работать.
И они ушли, забыв о нем и обо всем на свете. А Корнеев сидел в тихой растерянности, не зная, что и думать. Он прочувствовал, что такое боль. И не было в нем сомнения, что Игорь искренен. Другое подивило Арсения Фомича. Во времена своей молодости нередко встречал таких истовых юнцов, готовых на поступок, но чтобы они дожили до наших дней, признаться, не ожидал. А живучи, выходит. Только могут ли что?
Арсений Фомич давно унялся и принял мир таким, каков он есть, потому что жить приходится в нем, другого нет. Судьба разлучила с Анной и отобрала Аленушку. Была бы другая жизнь, будь они с ним все эти годы. Но сложилось так, как сложилось. Испытав боль, он никому не делал больно. Мать с детства наставляла - жалей. И он жалел всех слабых, всех обиженных. Помогал как мог, только в том и видя смысл. Не жалея друг друга, одичаем. Так ему думалось и
