Будет больно, моя девочка (СИ) - Мария Николаевна Высоцкая
Это дичайше раздражает, как и ощущение полнейшего опустошения.
Ее эмоции слишком громкие, слишком сильные. Я их чувствую. Ярко, будто они мои. Каждой клеточкой тела чувствую. Испытываю к ней эмпатию. Я! Бред. Бред, в котором приходится жить с начала учебного года.
Наверно это одна из причин, для чего мне нужен этот спор. Чтобы избавиться от этих ощущений, затушить лишние, неправильные, ненужные мне эмоции относительно этой девчонки. Стереть ее. Навсегда.
— Тогда тебе просто нужно держаться от меня подальше. Вот и все, Сенечка, — Майя переходит на вкрадчивый шепот. — Просто держись подальше. Сделай радость своей нервной системе, и мне.
Она хлопает длинными, все еще немного склеенными после слез, ресницами. Моргает, как в замедленной съёмке. И смотрит. Не в глаза. В душу. До костей пробирает.
Чувствую, как убыстряется мое сердцебиение, как слюна во рту становится вязкой, а ладони потеют.
Сглатываю, стискиваю зубы и совершаю глубокий вдох носом. Тушу в себе разгорающееся пламя, по щелчку готовое превратиться в настоящий пожар, который поглотит на своем пути абсолютно все.
— Не пойдет. Ты мое единственное развлечение на эту поездку. Я не могу позволить себе держаться от тебя подальше.
— Арсений Мейхер и чего-то не может себе позволить? Просто вау, Сенечка.
Она приторно улыбается. Скользит пальцами по моему предплечью, вызывая щекотку. Неосознанно дергаюсь. Майя улыбается шире. Делает все это намеренно, ждет от меня соответствующей реакции. Притаилась и ждет. Наверное, поэтому и отпускаю ее. Больше не прикасаюсь.
Майя мгновенно нащупывает дверную ручку, чтобы улизнуть. Не медлит. Действует быстро. Вижу ее затылок.
— Не целуй меня больше. Слышишь? Не целуй, — просит, замерев и резко обернувшись в мою сторону. Впивается пальцами в деревяшку. Смотрит во все глаза. Не моргает и не дышит, наверное.
— Не могу ничего обещать.
Майя снова вспыхивает. Задерживается у приоткрытой двери, одна ее нога уже стоит в коридоре, вторая все еще в моем номере.
— Это нечестно.
— А я и не говорил, что буду честным, — произношу спокойно, глядя ей в лицо.
Как только Майя пропадает из поля моего зрения, в номере становится тихо и пусто. Осматриваюсь и заваливаюсь на кровать. Вслушиваюсь в собственное молчание, и молчание, что издают стены. Накрывает.
Сердечный ритм скачет. Мысли в голове путаются. Лежу так часа два. Когда подходит время спускаться в лобби, сил на то, чтобы пошевелиться просто нет. Мне лень вставать. Лень куда-то идти или ехать. Теперь я вообще не понимаю, для чего я сюда прилетел. Мне в принципе нафиг не уперлась эта экскурсия с классом, вся эта поездка с людьми лица, которых я буду видеть ближайшие восемь месяцев, а потом забуду навсегда.
Перекатываюсь на бок, тянусь за телефоном.
Куча каких-то сообщений, пара пропущенных звонков. На удивление, один из них от отца. Пару минут смотрю в экран. Ошибка какая-то. Явно. Перезванивать не спешу.
Все время, что болтаюсь по Эрмитажу, напряженно думаю про отцовский звонок. Когда мы с ним вообще по телефону говорили в последний раз? Я не то что не вспомню, я не знаю. Просто не знаю, когда это было.
— Сфоткаешь?
Панкратова появляется сбоку от меня, как из-под земли. Сует свой телефон.
На автомате делаю пару снимков и возвращаю ей смартфон. Все это без слов. Судя по выражению лица Майи, она ждет от меня какой-то подвох, но, когда ничего не происходит, растерянно озирается по сторонам, и немного подумав, идет за мной следом.
Мы в принципе отстали от основной группы еще минут двадцать назад. Я, потому что медленно шел и думал, а Панкратова, потому что все везде фоткает. Каждую мелочь. И себя не забывает.
— Учти, если ты заплачешь, я тебя целовать не буду, Мейхер.
Поворачиваю голову. Бросаю взгляд на улыбающуюся Майю. Ей очень понравилась своя же шутка, судя по всему.
— Смешно.
— Ты обиделся, что ли?
— Нет.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Очень содержательная беседа, — Майя громко цокает языком и припускается вперед.
В последний момент успеваю поймать ее за руку и резко притянуть к себе.
— Давай свалим отсюда, — предлагаю на выдохе. Давно об этом думаю.
* * *
— Почему вы вернулись в Москву?
— Никак не можешь смириться, что я учусь в твоей школе?
Мы идем по Дворцовой набережной вдоль Невы. Майя ёжится от ветра и в очередной раз оглядывается на Зимний дворец. По лицу вижу — ей стремно. Как она вообще решилась уйти?
Ответ, как мне кажется, кроется на поверхности. У нее что-то случилось и, поэтому сейчас, она только рада встрять в какую-нибудь авантюру. Бесспорно, на этом можно сыграть, но конкретно сегодня, у меня нет никакого желания, что-либо делать.
Отцу я все-таки перезвонил, пока ждал Майю в гардеробе. Это был минутный разговор. Он спросил, нормально ли я долетел, и когда возвращаюсь обратно. Зачем ему эта информация, особенно лично от меня, понятия не имею. Мог бы узнать у Рени, она в курсе и как я долетел, и когда вернусь…
Осадок на дне сознания становится еще более мутным.
— Я и не собираюсь смиряться. Не думаю, что настанет день, когда ты перестанешь меня раздражать, Сенечка.
Это ее «Сенечка» дико подбешивает, но не настолько, чтобы вслух возмутиться. Фокусирую на ней все свое внимание. Сегодня какой-то безумно странный день.
— Так почему вернулись? Дай угадаю, вас выперли, да? — Майя улыбается, обгоняет меня, разворачивается и продолжает шагать уже спиной вперед.
Приподнимаю воротник куртки, а потом засовываю руки в карманы. Ветер у воды только усиливается.
— Ну что-то тип того.
— Это как?
— Выперли конкретно меня. Марат решил проявить солидарность и забрал документы.
Майя кивает, ловит мой взгляд на мгновение, а потом, поджав губы, отворачивается. Теперь мы идем плечом к плечу.
— Слушай, вы так и не помирились? — спрашивает, притормаживая посреди дороги. Голос при этом у нее просаживается.
— Откуда в тебе столько любопытства?
— Природное, — жмет плечами и упирается ладонями в гранитную набережную, подставляет лицо порывам ветра. Нос и кожа на ее щеках, моментально краснеют.
— Мы не ругались. Почти.
— Да-да. Искренне верю. Не хочешь рассказывать, так и скажи. Я не
