Будет больно, моя девочка (СИ) - Мария Николаевна Высоцкая
* * *
Как только попадаю в номер, сразу иду в ванну, чтобы помыть руки. Мать Лейлы и правда выбрала отличный отель. Не хуже того, где мы жили с родителями в прошлом году, когда приезжали в Петербург.
Намыливаю ладони. Ополаскиваю водой. Вытираю уже в комнате, наблюдая при этом ту еще картинку. Мейхер все же затащил мой чемодан в номер, только вот загвоздка в том, что остался здесь вместе с ним, и сейчас наглейшим образом развалился на моей кровати поверх покрывала прямо в кроссовках.
— Ты офигел? — бросаю в него полотенце. — Слезь с моей кровати.
— Я устал, — Арс потягивается. Его футболка под расстёгнутой курткой в этот момент задирается, и я вижу парочку кубиков пресса.
Краснею и отворачиваюсь.
— Выйди отсюда, — смахиваю с себя несуществующие пылинки, разглядывая при этом свое отражение в огромном зеркале, что висит напротив двери в ванную.
— Я поработал твоим личным носильщиком багажа, между прочим, — продолжает юморить. — Так что гони чаевые.
Без вопросов тянусь к сумке и достаю оттуда пару купюр наличкой.
Арс вопросительно приподнимает брови. Я очень громко слышу его последующий смешок.
— Моя помощь не стоит каких-то денег, Панкратова. Поднапряги фантазию, ок?
— Ты можешь просто выйти? Я устала. Хочу поспать. Мы приехали в аэропорт в половину четвёртого утра!
— Я тоже, — зевает и подкладывает себе под голову еще одну подушку. — Можешь присоединиться, — скидывает кроссовки, поудобнее устраиваясь на моей кровати.
— Ладно. Отлично, тогда я пойду в твой номер. Дай ключ.
— Я его потерял.
— Хватит врать.
— Честно, — Арс улыбается, и судя по тому как это делает, уверен, что со стороны выглядит неотразимо. Несмотря на ранний подъем, перелет и поездку в машине до отеля.
В сравнении со мной он и правда выглядит отлично, вон только волосы помялись и разлохматились. А вот мое лицо припухло от недосыпа и пары литров слез.
— Можешь меня обыскать, Майя, — продолжает каламбурить, — если не веришь.
— Я. До. Тебя. Не. Дотронусь, — проговариваю, строго на него поглядывая.
— Ладно. Тебе же хуже.
Мейхер переворачивается на бок, и я слышу его зевок.
Смотрю на все это со стороны и не понимаю, что делать дальше. Как его выгонять?
— Я пожалуюсь Марте, — прибегаю к вроде как логичному аргументу.
— И что она мне сделает? — бормочет Арс. — Я не постесняюсь намекнуть ей, что замужние женщины не спять с физруками. Ты мне, кстати, сама об этом рассказала.
И очень зря!
Обессиленно падаю в кресло и накрываю лицо ладонями. Сегодня я не в силах сражаться. Слишком мало ресурса. Я впервые в жизни, можно сказать, сбежала из дома, из места, которое так сильно люблю и в которое всегда на крыльях летела. Я всю жизнь была очень привязана к родителям, настолько, что часто вместо тусовок, прогулок с друзьями, вечеринок и поездок, выбирала остаться дома с мамой и папой, посмотреть сериал, поболтать. Боже, да я с сада, до третьего класса таскала с собой фотку родителей. До сих пор помню, как целовала это фото в саду перед сон-часом и прятала ее потом под подушку.
А теперь вот, оказывается, что возможно, у нас не такая идеальная семья…
В глазах снова стают слезы. Всхлипываю.
Видимо, делаю это громко, настолько что Мейхер слышит и переворачивается.
Встречаемся глазами.
Арс тут же садится, упирается ладонями в матрац.
— Это шутка была, сейчас уйду, — отталкивается и поднимается на ноги.
Наблюдаю за тем, как он обувается, а потом выходит за дверь. Шмыгаю носом, вытирая слезы. Он подумал, что я из-за него? Хотя, какая мне сейчас разница. Главное, что ушел.
Торопливо снимаю свитер и джинсы, оставаясь в майке и трусах. Ищу в чемодане шорты, напяливаю их и юркаю под одеяло. У меня есть несколько часов, чтобы поспать, только вот уснуть не получается.
Я ворочаюсь, думаю про родителей, но это даже не главное, от моих подушек, очень, просто очень сильно пахнет Мейхером. Его туалетной водой. Это так злит, выбрасываю подушки на кресло, и развалившись поперек кровати звёздочкой, закрываю глаза. Только вот это не помогает, понятия не имею зачем, и что мною движет, но я вскакиваю с кровати и бегу за своей сумкой. Роюсь в ней в поисках ключ-карты, а когда не нахожу, в ужасе смотрю на дверь.
Это все Мейхер. Он ее украл.
Ведомая злостью, надеваю тапочки и выскакиваю в коридор. Комната Арса рядом. Он это озвучил по пути сюда, стучу в дверь, нет, барабаню. Когда Мейхер ее открывает, мой кулак рассекает воздух. Вздрагиваю и отшатываюсь в сторону. Арс стоит передом мной в одних спортивных штанах, это смущает.
— И? — приподнимает бровь, убирая одну руку в карман штанов.
— Ты украл мою карту.
— Да? Ну заходи, забирай.
— Я туда не зайду, — бормочу, оглядываясь по сторонам. Как назло, коридор пустой.
Мейхер делает то же самое. Быстро оценивает обстановку, а потом схватит меня за запястье, втягивает в свой номер. Дверь хлопает прямо у меня за спиной. Неосознанно сжимаюсь.
— Что ты делаешь? — возмущаюсь, практически задыхаясь от собственного гнева.
— Не спится одной? — Арс отходит чуть в сторону.
— Чего? Ты мой ключ украл и …
— Я ничего не брал. Но твой предлог прийти, оценил.
— Совсем больной? Какой еще предлог? Ничего я не выду…
Замолкаю. Моргаю, и в раскадровке вижу, что сама положила карту на тумбу с другой стороны кровати, когда Мейхер ушел. Я не убирала ее обратно в сумку.
Дурочка. Какая же дурочка…
— Это недоразумение, — пячусь, пока не врезаюсь в дверь спиной. — Я пойду…
— Ага, щас.
Арс резко материализуется рядом, окольцовывая мое запястье своими пальцами. Между нами пара сантиметров всего. Хочется сжаться в комочек, или стать невидимкой. Он до чертиков меня пугает временами. Очень-очень.
Запрокидывая голову так, чтобы видеть его глаза. Опасные. Темные глаза.
Он склоняется надо мной, почти касаясь моих губ своими.
Дыхание учащается, все органы чувств бьют тревогу. Что происходит? Что со мной происходит?
Сжимаю пальцы окольцованной руки в кулак. Свободную руку выставляю вперед. Упираюсь Мейхеру в грудь. Это прикосновение обжигает. Дрожь охватывает тело, и я не могу больше себя контролировать. Он видит мое состояние. Все видит, все подмечает, и, конечно, понимает, что это ему на руку.
Моя нервная система сбоит. Не могу пошевелиться, вообще ничего не могу.
Мейхер тем временем склоняется ниже, кончик его носа упирается в мой. Неосознанно зажмуриваюсь, ожидая от него всего самого гадкого, но по итогу слышу один-единственный вопрос:
— Почему ты весь день плачешь?
* * *
Он правда
