Живу, пока люблю - Татьяна Львовна Успенская-Ошанина
Такой монолог произнёс Илька и вышел из комнаты.
Жалостливо скрипнули пружины под Евгением.
— Елена жива. Ты можешь жить любовью к ней, если тебе больше абсолютно нечем жить! — приблизительно так совсем недавно говорил ему Илька.
Звонит звонок. Евгений берёт трубку.
— Па?! Как ты себя чувствуешь? — Голос Киры.
Обеими руками он держит трубку.
— Па?! Ты слышишь меня?
Он слышит. Он очень хорошо слышит.
— Па, я на днях заеду к тебе. Хорошо?
3
Это тоже устроил ему Илька?!
Что-то происходит с ним.
Что-то происходит с людьми вокруг него.
«Ты выбросил из себя то, что держал в себе тридцать лет… Теперь в тебе всё готово — начать жить. Ты можешь жить любовью к Елене. К Елене. К Елене», — звучит голос Ильки.
А ведь, правда, внутри словно подметено. И снег вытопился из него, и стонов с хрипами он больше не слышит. Голос Елены звучит сейчас, здесь: «…зачем ты так?».
Илька уехал в свой университет, Вера спит, Вадька работает, Варвара учится.
Спит он или не спит: наконец они с Еленой встретились. Стоят обнявшись.
В самом деле, не умерла. Вот же она, с ним.
Он потом решит, что ему делать дальше. Эта минута — его. С ним сейчас здесь — Елена. Она не приходила к нему много лет. Стояла у дерева, смотрела в небо, но не поворачивалась к нему, словно не видела, и не разговаривала с ним. А сейчас она в его руках, и бьётся ему в грудь её сердце.
«Неизвестно, как сложилась бы твоя жизнь с Еленой».
Почему неизвестно?
Вот же ходит Елена по комнате, легко, не касаясь пола, и тихо рассказывает ему:
— Это очень просто — очистить кровь от кода болезни…
Это не Елена, это Илька рассказывал о своих опытах с кровью!
Илька и Елена вместе учились на биофаке. Только Елена на курс старше.
Может быть, и вправду нет его вины в гибели Елены. Не он пригласил её в поход, она о походе знала сама и всё равно пошла бы. Не из-за него же она пошла!
— А ты ведь никогда не был слабаком, — говорит ему Елена.
Это говорил Илька.
— Ты нёс меня столько часов! Ты такой могучий! — Живой голос Елены. — Ты слышишь меня?
— Господи, верни мне её!
Слова, рождённые внутри, плывут вверх, под купол:
О, Господи, к тебе я вновь и вновь
С молитвою колено преклоняю,
Верни Надежду, Веру и Любовь
И Свет в душе, который я теряю…[4]
Звенит звонок.
Евгений идёт на него, не понимая, что торопит, толкает его к двери. В дверях почтальон с огромным ящиком.
Коробка с него ростом.
Евгений едва втаскивает её в дом.
Прислонил к стене и стоял отдыхал.
На недоумение нет сил.
Он устал, как устаёт человек, прошедший много километров пешком.
Но усталость сегодняшняя иная, чем та, на Кольском. В нём плещется весна, и светло, как в солнце.
Он открыл коробку, стал вынимать дутую бумагу.
Гитара?!
К песне, опустившейся к нему сверху, к песне, родившейся только что в его прибранной Илькой душе?
Его гитара и Еленина остались на Кольском.
Осторожно, как когда-то Варвару из кровати, Евгений вынимает из коробки гитару.
Семиструнка.
У них у обоих с Еленой были семиструнки.
Кто взял себе Еленину гитару?
В течение тридцати лет не думал, не вспоминал о гитарах. Всё умерло, исчезло вместе с Еленой.
И вдруг вот она, похожая на Еленину, та же рыжина, с разводами.
Он прижал к себе гитару и пошёл к себе. Покачивалась вокруг вода, по которой он плыл мальчишкой, светило солнце, и посланные ему Богом слова сплетались с мелодией:
О, Господи, к тебе я вновь и вновь
С молитвою колено преклоняю,
Верни Надежду, Веру и Любовь
И Свет в душе, который я теряю…
Слова изливались из него вместе с остатками боли, солоно было во рту, но он перебирал и перебирал струны — очищал свою кровь, словами вымывал коды болезни.
Последнее слово. Весь мокрый и лёгкий, он буквально рухнул на кровать, прижал гитару к себе и отключился.
Сколько времени он проспал, не знает.
Разбудил голос отца: «Встань и иди, сынок».
Сколько сейчас времени?
Дома тихо.
Отец любил Елену. Поил её чаем с зефиром и рассказывал ей о войне.
Как-то Елена спросила его:
— Было вам страшно на войне?
Он задумался. А потом сказал:
— Разве в девятнадцать, двадцать лет бывает страшно? В смерть не веришь. Играли в войну — мальчишки! И думали, смерть тоже понарошку. Пока не стали гибнуть друзья.
Рассказал отец и о том взрыве, подведшем его к смерти.
Отец часто жалуется, что ночами не спит.
Евгений набирает его номер, поёт ему песню. Допев последнее слово, отключается.
Елена любила его отца.
Руки снова берут гитару. И сами собой рождаются строки:
Орден Славы. Оркестр играет.
И — салюта мерцающий свет.
Как там было? И он вспоминает
Звук шипящий сигнальных ракет.
Этот звук ощущая всем телом
По приказу коварной судьбы,
И под бешеным артобстрелом
Танк как будто встаёт на дыбы.
Взрыв. И смерть, раскалённым металлом
На куски разрывая броню,
Ядовитым касается жалом,
Предавая живое огню.
Всё вокруг стало чёрным, как сажа.
Голоса: «Может, жив?», «Медсанба!..»
Только он, командир экипажа,
Не поймёт: это рай или ад?
И ужасная боль без предела.
В рай дорога ведёт через ад,
И душа отрывалась от тела,
И опять возвращалась назад.
Орден Славы. Оркестр затихает.
На кровати при свете луны
Он лекарство опять принимает —
Боль приходит оттуда, с войны!
Вся та боль, разрывавшая душу
