Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
С ним в принципе противно иметь дело.
— Ишь ты какая… Раскачивать…
Максим повторяет её же слово, вроде как обесценивая. А Санта знает просто: всё так и есть. Она попала.
— А всё ведь намного проще, Санта… — Максим произносит её имя с нажимом. Мол, видишь, малыш, я к тебе прислушался. А Данила всегда так делает? — Я сегодня — посол доброй воли.
Мужчина складывает руки перед собой и пародирует вежливый поклон.
— Ты, я так вижу, поверила во все Черновские страшилки обо мне. Но вряд ли не понимаешь, что идеального зла не бывает. Впрочем, как не бывает и абсолютного добра. У нас с Данилой разные правды. Но это — дело давнее. И дело личное. И с тобой я хотел бы говорить не об этом. Глобально мне всё равно, кто и с кем спит. Но, я так понимаю, это Чернов попросил тебя на выход из Веритас. Ты умница, что ушла. Подстраховала мужика. Не каждая стала бы. Но и о себе не забывай, Санта Петровна… Знаю, что у тебя с братьями отношения… Натянутые. Не думаю, что они правы. И ты тоже вряд ли так уж идеальна. Но если хочешь… Я мог бы поспособствовать твоему приходу в Лексу. Лексу твоего папы, Санта.
Санта может до бесконечности мысленно раз за разом повторять «верить нельзя», но Лекса её папы — это всегда в самое сердце. И как бы ни было глупо — упоминание о ней его же ускоряет.
— Если интересно — дай мне знать. У меня есть опыт и авторитет. С Игнатом о тебе сложно говорить будет поначалу. С Макаром — можно. Он более мягкий. Жалко будет, если быстро затухнешь на какой-то КПшке… А так присмотритесь друг к другу. Узнаете получше. Глядишь, всё сложится и с работой, и с семьей… Ты ведь способная девочка, как я понимаю… — Максим не может не видеть, что в ответ на его слова в глазах Санты зажигается злость. Но ответить она не успевает. Мужчина сильнее выравнивается, улыбается, подмигивает: — Да и уверен, твой отец был бы рад знать, что его дочь работает на благо дела, на которое он жизнь положил. В его Лексе…
Последние слова — удар ниже пояса. Настолько сильный, что Санте приходится сдержаться, чтобы не сложиться пополам. О язвительном ответе, конечно же, речи больше нет. Потому что это максимально нечестно. И максимально же несбыточно. Дочь Петра не вернется в Лексу. Что бы ни обещал ей предатель-Максим.
Там её ждет только подлость.
А тут — она разменная монета. Ею дергают, чтобы задеть Данилу.
Сама она для всех для них — ничто. И это так…
Санта безучастно следит за тем, как Максим достает из внутреннего кармана пиджака визитку. Сжимает между пальцами, протягивает ей…
— Надумаешь — звони. Если надо будет помочь урегулировать с Данилой — тоже можешь обращаться. Но по моему скромному мнению, он не имеет права ставить тебе палки в колеса только потому, что когда-то мы с ним что-то не поделили. Это было бы эгоистично, согласись… А предложение — хорошее.
Продолжая держать протянутой визитку, свободной рукой Максим берет её бокал и без стеснения глоток за глотком выпивает оставшееся шампанское. Его взгляд — легкий и даже игривый слегка.
А у Санты в голове — яркий взрыв из эмоций. Вплоть до смеха. Неужели она настолько дурой выглядит?
— Пошли в зал, Сант. Тут холодно…
На её плечи внезапно приземляется другой пиджак. Другой же запах укутывает. Этот — родной, но Санта всё равно вздрагивает из-за неожиданности. Данила подошел незаметно для неё со спины.
Взгляд Максима — тут же поднимается вверх над её головой. Визитка ложится на парапет…
— Данила… — блондин улыбается и салютует пустым бокалом. А что с лицом Чернова, Санта может только предполагать. Скорее всего, он безразлично зол. — Хороший вечер, скажи? Только спутница твоя грустная какая-то… Спрашиваю, почему… А она: «скучно тут…».
Максим врёт, абсолютно не стесняясь того факта, что при Санте. Она же, будто окаменев, просто смотрит на его шею.
От Данилы исходит напряжение и злость. Пробивают её лучами. Она себя чувствует будто прокладкой. Писк: «я такого не говорила!» прозвучал бы жалко. Поэтому она молчит. Мужчины тоже…
— Идем…
Данила рука сжимает запястье Санты. Не больно, но сильно. Он же делает первый шаг в сторону от Максима, визитки и парапета.
Санта даже не думает сопротивляться. Её тянут — она идет. Сердце в ушах. Кровь на подходе к щекам…
В спину летит:
— Где твои манеры, Чернов? Ты бы спросил хотя бы: хочет девушка в зал или нет?
Вроде как шуточное и легкомысленное, а Санта чувствует, что пальцы Данилы сжимаются сильнее.
Он тормозит, отпускает её…
— Дань, пожалуйста… — Санта шепчет, пытаясь притормозить его рукой, но пальцы бессмысленно проезжаются по ткани рубашки.
Данила проходит мимо, не глянув. Возвращается к Максиму. Останавливается, нарушая любые представления о личном пространстве. Говорит что-то на ухо.
Что именно — Санта не слышит. Видит только лицо Максима.
Сначала — с ядовитой ухмылкой и взглядом, направленным на неё. Но та самая ухмылка потихоньку спадает. Взгляд холодеет. Ему неприятно. Но явно не хуже, чем было самому Даниле. Сейчас и десять лет назад.
Отстранившись от лица Максима, Данила тянется к оставленному на парапете кусочку картона. Сталкивает демонстративно пальцем вниз. Подмигивает, стряхивает руки, снова разворачивается…
На Санту всё так же не смотрит.
Только перед собой — и снова по холодному зло.
Снова же сжимает в ладони её кисть. Тянет обратно в зал.
Уже в нём вдруг приближает к себе за талию, прижимается губами к виску.
— Санта, пожалуйста…
Обращается серьезно, но суть просьбы тоже не озвучивает.
А её кроет тоска опять…
Разве же она ещё не доказала, что не Маргарита? Или она всю жизнь должна доказывать?
