Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
Глава 21
Санта расстегнула молнию на платье, не сдержав при этом облегченный тихий стон. Только сейчас, освобождаясь от одежды, окончательно поняла, насколько устала.
Думала, морально только, оказалось — физически.
Переступила через ткань, потянулась за плечиками. Услышав донесшееся из спальни:
— Что он от тебя хотел? — застыла.
Сначала смотрела на себя в зеркальном отражении. Полураздетую в черном и кружевном. Всё ещё с прической на голове и не осыпавшимся макияжем на лице. Потом закрыла глаза, проглатывая раздражение.
Не понимала, что Данила обязательно спросит? Понимала, конечно. Но очень не хотела повторно поднимать тему.
Видеть в его взгляде злость, страх, неуверенность в ней. Отчитываться, как делают школьницы. Клясться, обещать, доказывать.
У неё сил на всё это нет. Неужели непонятно?
— Предложил работу.
Немного продышавшись, Санта ответила вроде бы спокойно. Взяла себя в руки, скатала чулки, расстегнула бюстгальтер. В зеркало больше не смотрела, повернулась к одному из ящиков, чтобы достать пижаму. Боковым зрением уловила, что Данила появляется в дверном проеме между спальней и гардеробной. Смотрит на неё… Ждет, тоже застыв с недорасстегнутой манжетой рубашки.
Продолжения, конечно же. А Санте снова не хочется ничего говорить.
— Ты серьезно? — Данила уточняет по прошествии какого-то времени. Санта успевает нырнуть в майку и высвободить из-под ткани намертво залакированные волосы.
Поворачивается к нему, смотрит немного с вызовом, приподняв бровь. Спрашивает:
— Думаешь, мне нельзя серьезно работу предложить?
И знает же, знает, черт возьми, что он имел в виду совсем не это, но зачем-то нарывается на скандал. Дура, наверное…
— Первую серьезную работу тебе предложил я. Поэтому не передергивай.
В ответ получает закономерную просьбу-приказ. Хмыкает, плечами пожимает.
Нет — так нет.
Шорты комкает в кулаке, направляясь на него. Думает о том, что сейчас душ примет — её отпустит. Всё хорошо будет. Лягут спать, а завтра выходные…
Санта не ожидала, но мужская рука преграждает путь.
Она немного смотрит на пальцы, которые держатся за косяк. Потом вверх и влево — на Данилу.
Он хмурится. Между бровей — складка.
— Сант…
Обращается, будто устал. И ей тут же снова стыдно. И хочется достать из себя обычный непередаваемый, щенячий даже, восторг со времен начала их отношений. Но он будто спрятался, а она найти не может…
— Он правда предложил работу. Плёл о том, что может поговорить обо мне с Игнатом или Макаром. Оставил визитку. Предлагал позвонить… Но я не дура, Дань. Я всё понимаю…
Последние предложения были произнесены с сожалением, Данила на них сильнее нахмурился.
Снова потянулся к ее лицу своим, щеки коснулся губами. Оторвался, но не отпрянул…
— Это игра, Сант… Это всё игра…
Произнес, вызывая у девушки снова улыбку — снова горькую.
— И это я тоже понимаю.
— Не подпускай его к себе.
Данин взгляд жег кожу. Слова проникали под неё. Санта снова замерла, смотря уже в спальню.
Понимала суть его просьбы. Откуда возникла и почему закономерна. Понимала, а хотела бы, чтобы просьбы не было. Она же не маленькая…
— На пары не являться. Из Веритас уйти. По барам не ходить. К себе не подпускать. Что ещё не делать? Дышать по графику или свободно?
Санта озвучила тихо, тоже повернув голову. Практически в мужские губы.
Которые не тянутся к её рту, а отдаляются.
Данила смотрит недолго, ничего не говоря…
А Санта красноречиво опускает взгляд на руку.
Много ограничений. Сплошняком облаченные в просьбы приказы.
А ей ведь свобода нужна не затем, чтобы тут же броситься блядовать, как сделала Рита. Это тоже о доверии и готовности положиться.
Она не виновата, что когда-то Даниле не повезло. И она не хочет отгребать за Риту.
— Что ты делаешь, малыш?
Данин вопрос выглядит внезапным. Так же звучит. Он слишком попадает в цель. И слишком ласково произнесен.
Он тут же гасит злость и напоминает об усталости.
Санта шепчет:
— Я не знаю…
А потом позволяет себя привлечь. Данила обнимает, вжимается губами в волосы, потом в щеку. Сильнее сжимает… И ещё сильнее…
— Я понимаю, что ты для меня стараешься. Стыдно, что не могу оценить. Но сегодня мне было сложно. Там все успешные и на голову выше. Я стояла, слушала и понимала, что никогда такой же не стану. А мне хочется, Дань… Поэтому бешусь. Неудачницей себя чувствую…
— Ты спешишь просто, жадина…
Из Санты начинают литься слова, которые расслабляют Данилу.
Он отвечает с улыбкой.
Она же против воли растягивает губы Санты. Эта — тоже усталая и не слишком радостная. Но без яда. Не злая.
— В этом вся беда. Ты прав. Я — жадина. А ты — слишком хорош.
Женская рука едет по рубашке вверх, гладит шею, ныряет в волосы…
— Хочу ещё немного побыть собой, пока я не стану твоей тенью… — Наверное, именно это её главное откровение. Главный же страх. Суть её протеста. Она не может бездумно нырнуть в любовь к нему. Она видела, чем заканчиваются такие прыжки. Иногда Санте становится очень плохо от мысли, что ей правда лучше было просто им фанатеть, а не пытаться вместе строить.
— Почему ты тенью стать должна? — Данила задает вопрос не сразу. Скорее всего, посыл для него не очевиден.
— Мама стала.
В ответ на шепот Санты глубоко вздыхает. Возможно ли понять — она не уверена. Но он, кажется, может…
Гладит по волосам, целует ещё раз.
— Ты — папина дочка. Очень папина.
Произносит не ради красного словца. И явно не только положительные черты под этим подразумевает. Они же оба отлично знали Петра. Кроме прочего, он и сам был человеком тщеславным, упрямым, вспыльчивым… И это всё в Санте тоже живет.
Точно так же, как живет
