Юлла Островская - Духи и сигареты
Самолет приземлился как обычно. Никто из пассажиров не знал, что пилот, который сейчас сажал самолет, никогда больше не пойдет в рейс.
Валера не расстегнул ремень и не поднялся с кресла до полной остановки. Потом он подошел к двери, одернул пиджак, надел на лицо дежурную улыбку и принялся раздавать покидающим борт пассажирам кому «до свидания», кому «good-bye», как, например, девочке с мамой. Затем он протиснулся к креслу первого ряда и посмотрел в иллюминатор. Терминал. Самолет подъехал к рукаву. Поэтому никакого трапа нет. К Валере подошла стюардесса: «Как себя чувствует Валентин Георгиевич?» Валера даже не взглянул на нее. Не отрывая взгляда от ил… ал… да только что он помнил это слово!.. он пожал… плечами и почувствовал на своих глазах слезы. Юноша зажмурился, вытер глаза и снова посмотрел в окно. Да что толку туда смотреть! Только терминал, больше ничего.
Сколько времени Валера сидел, уставившись в здание терминала, он не знал.
Юноша огляделся.
Салон уже опустел.
Валера встал и увидел, что по рукаву идет Евгений Геннадьевич, Валера окликнул его. Второй пилот обернулся на ходу и посмотрел на него испепеляющим взглядом.
— А где папа?
Евгений Геннадьевич ничего не ответил, а двинулся дальше по красному рукаву и скрылся за поворотом.
— Юноша, дорожку, — раздался голос за спиной Валеры.
Он обернулся и отошел в сторону. Мимо прошли медицинские работники. Один санитар и стюард везли на каталке Валентина, другая женщина-врач несла рядом капельницу…
Валера стоял у стенки рукава. Что он должен сейчас сделать? И что он имеет право сейчас сделать? Но ведь он же ни в чем не виноват, да? Или нет?
Медики остановились, и мужчина-врач окликнул Валеру. Тот подошел. Он хотел взять Валентина за руку, как часто показывают в кино, но почему-то не сделал этого. Вместо этого он произнес:
— Пап, ну извини, ну пожалуйста, ну я не хотел, я правда не хотел, слышишь, я не хотел…
Валентин ничего не ответил. Он просто подал Валере ключи.
Юноша схватил отца за руку.
— Пап, ну я не хотел, ну, пожалуйста, извини…
Они ушли.
Валера стоял с ключами от квартиры в руке. Те были горячие. Или ему это только казалось?
Он зажал ключи в ладони и побежал за врачами.
Как объяснить маме, что случилось? Все ей рассказать? Нет, если Валера не хочет проститься с жизнью, то лучше не стоит все говорить. Мама его не убьет. Нет, она просто… просто она его убьет. А как вообще объяснить, что случилось? «Алло, мам, привет! Папа в больнице… Так уж фишка легла»… Нет, не так… Тогда как? Валера не знал.
Именно поэтому он позвонил Кристине. Сестра — человек спокойный, уравновешенный, адекватный, она все поймет правильно, ни на кого не будет орать, не станет читать морали… Он же, в конце концов, не станет рассказывать все подробности!
Только вот Кристина в Питере… Ну, ничего, она позвонит из Питера маме и сама ей все скажет.
А вот и мама. На дисплее мобильного телефона высветилось: «Мама». Она, наверное, и папе уже звонила… Трудно, конечно, представить, что она уже наготовила горячий ужин к их приходу, но… готовит она неплохо. Мама сообщила, что ужин на плите и в холодильнике и что ее сегодня и завтра ждать не следует, она уехала во Владимир к подруге на день рождения и вернется послезавтра к вечеру; если Валентин захочет, пусть тоже приезжает, он эту подругу помнит, она его тоже приглашает, а ты, сынок, будь умницей…
Валера заметил, что люди на него смотрят. Ему это было неприятно, как будто все знают, что он виноват, и пытаются сказать ему: если бы не ты… Но на самом деле на него смотрели лишь из-за того, что он был одет в форму стюарда.
Валера позвонил Кристине. Вот чего он от сестры точно не ожидал, так это то, что она приедет. Она обещала приехать или завтра вечером, то есть на дневном поезде, или послезавтра утром.
Валера вернулся домой.
Пожалуй, в полной мере он понял все, что произошло за эти несколько часов, только когда у порога квартиры достал из кармана ключи…
Ключи.
* * *С тех самых пор как началась весна, с тех самых пор, как они вместе смотрели «Дурное воспитание», все изменилось.
Они виделись каждый день, им всегда было чем заняться: они перепробовали множество вин, объездили все пригороды, перетанцевали все танцы, объяснялись с милицией, целовались дома, на всех мостах, на эскалаторе метро, играли в Адама и Еву на незастеленной постели…
«Если ты не захочешь — ничего не будет», — эту фразу Алесандр сказал ей дважды. В первый раз — когда они пили кактусовое вино, второй раз — когда…
Они курили кальян в комнате Алесандра. Молодому человеку начинала в последнее время надоедать обстановка его комнаты. Здесь все было так же, как лет восемь-десять назад. Раньше он просто не обращал на это внимания. Ему было все равно. Но только не теперь. Поэтому на днях он перекрасил потолок, пол и стены в золотисто-розовый цвет, снял шторы с окна, убрал люстру, оставив одну только лампочку, и вынес кровать, разложив на ее месте несколько перин, прямо на полу посреди комнаты. Потом он все же вернул ковер, а на стены повесил фотографии, кастаньеты, гитару, на которой никогда не играл, и маленькие полочки. К тому же он убрал шкафы и вообще всю лишнюю мебель; телевизор и остальную технику поставил на пол, а одежду разместил на балконе. Еще он накупил много-много растений, заставил ими пол, подоконник и даже балкон. Большой черный стол поставил рядом с входной дверью, которую тоже перекрасил, и поменял на ней замок — с обыкновенной щеколды на амбарный, как на даче.
Кальян привезла из Африки Анжелика Витальевна. Алесандр и Кристина перепробовали его и на воде, и на коньяке, и на красном вине, и на виски, и на апельсиновом соке… А какой только табак не шел в ход: и яблочный, и банановый, и кокосовый… Они курили кальян, пили из пиал жасминовый чай и болтали о всякой ерунде. Молодой человек рассказывал, как продвигается работа над его сценарием, и как он успешно прошел кастинг. Алесандр будет играть средневекового рыцаря. Ему уже даже дали текст сценария. Летом должны начаться съемки.
— Ты рад?
— Это моя работа. Да конечно, рад! Пожить немного во времена Средних веков — кто ж такому не обрадуется?
— Это будет сериал?
— Нет, трехчасовой фильм о любви и мужестве, о коварстве и лжи, о справедливости и правосудии…
— Кто там еще снимается?
— Хаматова, Серебряков, Красилов, Васильева…
— Все — в главных ролях?
— Нет, дорогая, главная роль принадлежит вашему покорному слуге.
— Поздравляю, Сандр.
— Да пока не с чем.
— То есть, я правильно понимаю, от нас ты уходишь?
