Юлла Островская - Духи и сигареты
Снова голос насчет врача и снова наклонился самолет.
Валера открыл глаза, отпустил ручки кресла, посмотрел в ил… ал… в общем, в окно, и не было там ничего, кроме облаков.
— А ты чего прохлаждаешься? — стюард стоял в проходе, собирая у пассажиров остатки ланча. — Duty free сейчас пойдет. Давай вперед.
— Иду, — машинально ответил Валера.
Стюард толкнул тележку и сделал несколько шагов.
Валера встал, прошел до параллельного прохода и пошел по салону. Там он увидел стюардессу.
— Что случилось? — спросил он еще издалека.
— Валентину Георгиевичу стало плохо, — ответила стюардесса, когда юноша приблизился. — Подойдите к нему.
И она вышла в салон первого класса.
Валере вдруг захотелось шоколадок, которые предлагал Евгений Геннадьевич, второй пилот. Он очень хороший, добрый, всегда истории веселые рассказывает. Жена у него в аэропорту работает, на паспортном контроле…
Валера сделал еще шаг. Стюардесса обратилась к нему на «вы», а стюард, который собирал мусор — на «ты» (так проще, так лучше, пусть все так делают). Нет, нет, это все происходит не с ним. И вообще, он на работе. И вообще, это обычный рейс. Но Валера больше не хочет в рейсы, он хочет в институт. Ему надоели иностранцы. Попрактиковался, хватит! По горло сыт он этой практикой!
Валера вернулся в салон эконом-класса. Кажется, стюард его не заметил. Да и черт с ним, даже если и заметил бы! Вот девочка играет с мамой в крестики-нолики. Как по-английски «крестики-нолики»? Буквальный перевод или какая-нибудь метафора? Надо будет посмотреть в словаре. А то вот так подойдет какая-нибудь девочка и скажет: «Дядя, давай поиграем в крестики-нолики», — а он не поймет, потому что девочка англичанка, или американка, или канадка. А эта малышка симпатичная. Ей, наверное, лет пять. И мама молодая — чуть постарше Кристины, наверное. Или даже ровесница Кристины.
Валера вернулся на свободное место в последнем, самом последнем ряду. Посмотрел в иллюминатор. Потом — на часы. Как? Разве так мало времени уже осталось? Они скоро прилетят?
Он плохо выполнил свою работу на этом рейсе. Он знал это.
Пассажир на соседнем кресле, худенький старичок, что-то сказал Валере с бодренькой улыбкой. Да они что тут, все иностранцы? А какие-нибудь российские туристы? Нет, не все. Впереди двое мужчин на русском языке обсуждают контракт. Интересно, им что, не хватило денег на салон бизнес-класса? Настолько выгодный контракт они заключили?
Старичок повторил фразу и приподнялся.
— Sorry?[47] — нахмурился Валера.
— Kudda pah? — старичок помог себе жестами, и благодаря им Валера понял, что его сосед хочет выйти.
Только потом молодой человек догадается, что это была английская фраза «Could I pass?» — «Можно пройти?». Возможно, старичок был шотландцем или ирландцем…
Валера встал, уступил иностранцу путь, одернул пиджак и пошел вперед. Войдя в салон первого класса, он остановился. Здесь пассажиров было мало. Один читал газету, остальные спали.
Валера посмотрел на первый ряд. Подошел, сел на соседнее кресло, откинул спинку. Он боялся посмотреть папе в глаза. Он вообще боялся повернуться в его сторону. Валера взглянул в… да как его там! Снова квадраты земли.
Он тронул Валентина за плечо.
— Пап…
Пауза.
— Пап, ну, я, это…
Пауза.
Ну, посмотри же ты на него!
— … не хотел, пап…
Валера, не поворачивая головы, посмотрел на Валентина.
— Слышь… ну так уж фишка легла…
Что за бред он несет!
— Пап, ну извини, правда, я не хотел. Ну я не знаю, так получилось… Слышь?
Снова тронул его за плечо.
— Блин, ну… ну проехали уже… а?
Валентин открыл глаза. Но он не посмотрел на Валеру. Он посмотрел в… илюз… алл… Да когда же, в конце концов, Валера запомнит, как называется это окошко в самолете!
Отец вытер лицо ладонями, глубоко вздохнул, застегнул рубашку, пиджак, взял галстук, встал и, держась за стену, тяжело двинулся к кабине пилотов.
Валера посмотрел ему вслед, потом пересел на его место и поднял спинку кресла.
Через несколько минут загорелась табличка «Пристегните ремни»…
«Ladies and gentlemen… fasten seatbelts…[48] Приведите спинки кресел в вертикальное положение… Через… совершит посадку в международном аэропорту Шереметьево-2…»
Еще через несколько минут шасси коснулось земли. Аплодисменты в салоне…
«Просьба до полной остановки самолета оставаться на своих местах… We wish you good luck and will be glad to welcome you снова на борту нашего самолета… Капитан… пилот первого класса Валентин Лавров и экипаж прощаются с вами… Thanks for having chosen our company…[49]»
Самолет приземлился как обычно. Никто из пассажиров не знал, что пилот, который сейчас сажал самолет, никогда больше не пойдет в рейс.
Валера не расстегнул ремень и не поднялся с кресла до полной остановки. Потом он подошел к двери, одернул пиджак, надел на лицо дежурную улыбку и принялся раздавать покидающим борт пассажирам кому «до свидания», кому «good-bye», как, например, девочке с мамой. Затем он протиснулся к креслу первого ряда и посмотрел в иллюминатор. Терминал. Самолет подъехал к рукаву. Поэтому никакого трапа нет. К Валере подошла стюардесса: «Как себя чувствует Валентин Георгиевич?» Валера даже не взглянул на нее. Не отрывая взгляда от ил… ал… да только что он помнил это слово!.. он пожал… плечами и почувствовал на своих глазах слезы. Юноша зажмурился, вытер глаза и снова посмотрел в окно. Да что толку туда смотреть! Только терминал, больше ничего.
Сколько времени Валера сидел, уставившись в здание терминала, он не знал.
Юноша огляделся.
Салон уже опустел.
Валера встал и увидел, что по рукаву идет Евгений Геннадьевич, Валера окликнул его. Второй пилот обернулся на ходу и посмотрел на него испепеляющим взглядом.
— А где папа?
Евгений Геннадьевич ничего не ответил, а двинулся дальше по красному рукаву и скрылся за поворотом.
— Юноша, дорожку, — раздался голос за спиной Валеры.
Он обернулся и отошел в сторону. Мимо прошли медицинские работники. Один санитар и стюард везли на каталке Валентина, другая женщина-врач несла рядом капельницу…
Валера стоял у стенки рукава. Что он должен сейчас сделать? И что он имеет право сейчас сделать? Но ведь он же ни в чем не виноват, да? Или нет?
Медики остановились, и мужчина-врач окликнул Валеру. Тот подошел. Он хотел взять Валентина за руку, как часто показывают в кино, но почему-то не сделал этого. Вместо этого он произнес:
— Пап, ну извини, ну пожалуйста, ну я не хотел, я правда не хотел, слышишь, я не хотел…
