Кевин Милн - Финальный аккорд
Меня назначили управлять транспортным грузовиком во время неспешных и продуманных переходов по сельской местности. Мы часто останавливались в небольших деревнях, чтобы установить временные командные пункты. Иногда мы оставались в одном месте в течение нескольких недель, а иногда через два или три дня переезжали на другое место. Гитара Карла почти всегда находилась со мной, даже тогда, когда я управлял грузовиком. Она прекрасно снимала стресс после очередной стычки со все более и более разваливающейся немецкой армией. Ребята из моего нового взвода тоже оценили, что под рукой есть гитара. У каждого была любимая песня из дома, и, немного потренировавшись, я уже мог им ее сыграть. Часто, когда кто-нибудь из наших ребят был ранен в бою, меня, бывало, вызывали в лазарет, чтобы я что-нибудь исполнил. Это напоминало им о доме, я полагаю, успокаивало и поднимало настроение. Один врач сказал, что, несмотря на то, что он мог остановить у них кровотечение, у хорошей музыки было больше шансов облегчить их боль.
Я не раз играл солдатам, которые умирали, лежа на госпитальных койках. Один молодой парень из Луизианы, чьи раны от многочисленных осколков сочились кровью, попросил меня сыграть любимую песню своей подруги, «Паромную серенаду» сестер Эндрюс. Песня еще не закончилась, когда его собственная лодка уже отплыла, но, по крайней мере, он ушел с улыбкой на лице.
Мы продвигались медленно, но к концу апреля наш отряд въехал в Зальцбург. К тому времени сопротивление вражеских сил было уже незначительным, и у всех нас было ощущение, что конец войны близок. Местные жители тоже это осознавали. Многие благодарили за наши усилия в деле прекращения безумия Гитлера.
В начале мая, а если быть точным, то четвертого мая, мы выехали из Зальцбурга, пересекли границу с Германией и быстро добрались до небольшого городка под названием Берхтесгаден у подножия баварских Альп. На следующее утро мы с трудом поднимались по очень крутой однополосной дороге к Кельштайнхаус, убежищу Гитлера на вершине горы, более известному под названием «Орлиное гнездо». Для нас это усилие в значительной степени было символическим, так как Гитлера нигде не могли найти. Но для нас захват его личного логова стал причиной ликования. А для нашего соединения это ознаменовало конец сражения.
Мой грузовик шел в самом конце колонны, поэтому я был одним из последних, кто вошел в здание. Оказавшись внутри, я решил самостоятельно все осмотреть. На первом этаже, в конце одного коридора, я обнаружил ванную комнату. Я впервые увидел настоящие домашние удобства, которые выглядели так, словно их сделали на века. Сидя там, я решил, что должен взять что-то на память. Гитлер отнял достаточно у меня, и я чувствовал, что имею право взять что-то у него. И поэтому я вытащил свой перочинный нож и снял ручку от двери ванной. Она была узкая, но изысканно украшенная и имела форму вытянутой буквы «S». Я засунул ее в карман своих брюк и продолжил экскурсию.
Позже той ночью поползли разговоры, что многие из моих сослуживцев также взяли сувениры из альпийского особняка Гитлера. Мой командир предельно ясно дал понять, что мы находимся здесь не для того, чтобы воровать, и что он тщательно обыщет каждого, чтобы удостовериться, что мы ничего не утаили. Негласно все считали, что наш командир просто хочет забрать себе кое-что из нашей добычи.
После всего, что я пережил в Маутхаузене, я считал, что ручка от двери не представляла собой ничего особенного, и, конечно, мне не хотелось, чтобы она досталась капитану Рейнольдсу, поэтому я спрятал ее.
Единственное место, куда я был уверен, что он не заглянет, было внутри полого корпуса гитары Карла. Я аккуратно размотал струны с колков, примотал изоляционной лентой ручку Гитлера в самой глубокой части полости, а затем вернул струны на место.
Как и ожидалось, никто ее не нашел.
Дедушка замолчал, и на минуту в палате воцарилась тишина. Возможно, он собирался с мыслями. Я представил старую гитару, вспоминая до мельчайших подробностей каждую царапинку на ее теле и свои ощущения, когда я дотрагивался пальцами до ее струн. Я имел ее при себе на протяжении многих лет, и ни разу даже не подумал, через что пришлось пройти этой вещи за время своего существования, а еще меньше, что внутри ее могло что-то скрываться. Я не мог не подумать о том, что в ней по-прежнему спрятана старая дверная ручка. Дедушка кашлянул пару раз, чтобы прочистить горло, затем закончил подробный рассказ о своих испытаниях.
Мы пробыли в «Орлином гнезде» почти целую неделю. Для многих из нас это было похоже на заслуженный отдых. Мы были на вершине мира, в буквальном смысле. Мы ничего не делали, лишь наслаждались видом и писали письма домой. Ближе к концу недели мы получили донесение, что нацистские бастионы рушатся по всей Германии и Австрии. Маутхаузен тоже значился в списке.
Я тут же подумал про Карла. Несмотря на то, что меня совсем не прельщала мысль вернуться в то место, где я находился в плену, я должен был узнать о судьбе друга. С разрешения отзывчивого заместителя командира полка мне позволили взять джип и еще двух пехотинцев, чтобы быстро смотаться туда и обратно в Линц. Но только при условии, что мы будем двигаться по основным дорогам, которые, как считалось, находились под контролем союзнических войск.
По дороге нас с полдюжины раз останавливали для допроса свои же войска. В результате поездка заняла почти весь день, хотя мы должны были доехать до места за три или четыре часа.
Когда мы, наконец, прибыли в Маутхаузен, у меня мурашки пробежали по спине, когда я увидел развевающийся американский флаг, но лагерь все еще представлял собой чудовищное зрелище. Я узнал некоторых из бывших заключенных, которые слонялись в рваных робах, но не увидел никого из моего бывшего барака. Недавно освобожденные заключенные были рады свободе. Но их физическое состояние было плохим, а радость горькой. У некоторых из них желудки настолько сократились, что они почти ничего не могли есть, хотя еды теперь было в изобилии.
Большая часть гитлеровских СС спаслись бегством перед вступлением американских войск. Те, кому это не удалось, были задержаны и находились в одном из бараков под постоянным наблюдением. Среди них был отец Карла, Оскар.
– А, американский шпион, который сбежал, – сказал он, когда увидел меня. – У меня отличная память на лица.
Я хотел ударить его.
– Где Карл? – потребовал я. – Что произошло с вашим сыном?
Его лицо побагровело.
– У меня нет сына, – вызывающе прошипел он на немецком, а потом плюнул мне в лицо. – Трусливый мальчик по имени Карл, должно быть, нагулянный, ибо не может быть, чтобы он был от меня. Он был такой же свиньей, как и ты.
