Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна
— Так устроен человек, Витя. Не только ты, то есть герой. Мы все склонны отставлять в сторону то, что доставляет нам дискомфорт. Как говорила Скарлетт О’Хара: «Я подумаю об этом завтра».
— Вроде того, Ириш… Но завтра для меня настало слишком поздно.
— Месяц, да? Эти отношения продолжались месяц?
— Верно, — подтвердил Горбовский и тихо хмыкнул. — Да, я так и знал, что ты замечала…
— Конечно, — не стала отрицать Ира. — Я ведь любила тебя, как я могла не замечать твою нервозность? Но списала на рабочие проблемы. Измена мне в голову не приходила. Для меня в то время это было слишком невероятно — я верила в тебя и тебе.
— Понимаю.
— Что ты хотел ей купить в том ювелирном? Не кольцо же?
— Нет. Просто что-нибудь в подарок. Она была из небогатой семьи, примерно как у тебя, только москвичка.
— А после… вы ещё встречались?
— Один раз. Я ей сказал, что всё кончено, и она начала меня шантажировать. Сказала, что у неё есть видео и фото и, если я не куплю ей квартиру, она их тебе покажет.
— Что? — Ира подпрыгнула на диване, а потом негромко засмеялась. — Господи! Какая дурочка…
— Ну почему же дурочка? — усмехнулся Виктор. — Как раз наоборот — умная. Она сразу раскусила, что мне будет не плевать на подобную угрозу. Не рассчитала только, что на любую хитрую жопу найдётся… ну, сама знаешь продолжение.
— Припугнул её?
— Не лично. Через знакомого мента. Она после этого быстро слилась и уволилась, и больше я её не видел. Знаешь… — Виктор поморщился и, подняв руку, провёл ладонью по лысой голове. Опять вспотел… То ли от волнения, то ли жарко здесь слишком… — Как я уже говорил, я много думал. Хотел понять, что было бы, если бы не та встреча в ювелирном… Вот представь — ты по-прежнему ничего не знаешь, а я продолжаю свои левые отношения. И как бы они в таком случае закончились?
— Сам-то что думаешь?
— Не знаю, — проворчал Виктор и вновь поморщился. Хоть бы что-нибудь сказать в этот вечер о себе хорошего — но вот ни фига не получается! — Хочется думать, что опомнился бы в конце концов и порвал с ней. Но… чёрт знает. На тот момент я не собирался уходить от тебя и детей. Но вдруг мне совсем моча бы в голову ударила? Доигрался бы в любовь и решил, что всё — тебя я больше не люблю, а значит, надо уходить. Почему бы и нет…
— Витя… — Ира, кажется, улыбалась. — Ты сам-то в это веришь?
Горбовский задумался. Верил ли он в то, что был способен уйти от Иры и детей к Даше?..
— Сейчас не верю. Но тогда…
— Ты чересчур уничижительно к себе относишься. Послушай… ты ведь сам сказал, что увидел в этой девочке меня, поэтому и увлёкся. Но она на самом деле не была ни искренней, ни чистой — она была совсем другим человеком. Долго подобную маску не проносишь, а если учесть тот факт, что тебе всё же было стыдно… Ты был сам не свой тогда, и ты не выдержал бы подобного состояния слишком долго. Месяц — да, но полгода — уже сомнительно. И… ещё кое-что. Если в возможность уйти от меня я могу поверить, пусть с натяжкой, но могу, то от Марины с Максом ты не ушёл бы никогда. Даже если бы она забеременела.
— Но я ведь не попытался тогда переубедить их…
— Это другое, — решительно возразила Ира. — Они сами от тебя отреклись. Ты от них никогда не отрекался. И если бы хоть кто-то из них сделал шаг тебе навстречу, ты бы понёсся вперёд с космической скоростью. Скажешь, нет?
— Конечно понёсся бы…
— Ну вот. — Ира кивнула, и они как-то разом замолчали. В гостиной тут же повисла тишина — густая и абсолютная, какая обычно и бывает по ночам. И вспомнилось вдруг, где они вообще находятся и что через несколько часов придётся вставать…
— Жаль, что мы не поговорили так тогда… — прошептала Ира.
— Не получилось бы тогда поговорить так, — вздохнул Виктор. — Я в то время был…
— Другим человеком, да. Я понимаю.
— Дело не в этом. Ириш, я тогда не знал, что тебе сказать. Вообще не представлял. Всё то, что ты сейчас услышала, — это результат многих лет размышлений… Да, я тугодум, признаю. И в то время единственное, что я мог, это жалобно проблеять: «Прости, я больше не буду». И, кстати, я не уверен, что сдержал бы слово.
— Да, я тоже не уверена. Я не про сейчас.
— И я.
Они вновь помолчали, слушая тишину. Хотя Виктору показалось, что где-то рядом кто-то тихо всхлипнул, — но звук был настолько невнятным, что Горбовский решил: почудилось.
— Пойду я спать, Витя…
— Я тебя провожу, — сказал он зачем-то, откинул плед и встал с дивана.
89
Виктор
Ира не стала возражать, когда он вместе с ней отправился на кухню, чтобы выпить воды, а потом поднялся на второй этаж. Двигаясь к комнате, которую выделили его бывшей жене, Виктор искоса наблюдал за её тонкой фигурой в тёмной ночной рубашке чуть выше колена, на тонких бретельках и с голыми руками. Эти руки, белые и изящные, притягивали его взгляд едва ли не больше, чем ноги. Так и хотелось почувствовать их на своих плечах…
Тишина вокруг была вязкой и словно наполненной чем-то новым — тем, чего раньше в ней не было. Виктор, шагая следом за бывшей женой, пытался разобрать, в чём дело, но осознал, только когда Ира повернулась к нему лицом возле двери в свою комнату.
В предрассветной темноте отчего-то как-то по-шальному блеснули её глаза — невозможно близкие и родные, любимые и… понимающие. Значит, вот в чём дело… Она действительно поняла его. По-настоящему поняла. Впервые за двенадцать лет.
— Кажется, теперь ты сможешь написать свою книгу, — улыбнулся Виктор и только собирался сделать шаг назад, как Ира, наоборот, шагнула вперёд, вцепилась пальцами в ворот его рубашки и прошептала:
— Пойдём…
Он не до конца осознал, куда она его зовёт, — наверное, потому что не рассчитывал на подобное. Просто пошёл следом. Не мог не пойти. Ира же позвала, а Виктор пошёл бы за ней куда угодно, даже если бы она собралась прыгать с крыши.
Хотя, возможно, всё случившееся дальше и было для неё чем-то сродни прыжку с большой высоты… То ли приземлишься, как нужно и куда нужно, — если парашют раскроется вовремя, — то ли разобьёшься…
У Иры были очень нежные губы. Виктор помнил их именно такими — ласковыми и мягкими, не слишком решительными — она всегда позволяла ему проявлять инициативу. И сейчас было то же самое — то, что нравилось когда-то им обоим. То, чего им не хватало все последние годы существования друг без друга. То, что позволяло почувствовать себя живыми…
Тонкое и гибкое тело в его руках — знакомое и родное, и в то же время новое и неизвестное. За прошедшие годы оно всё-таки изменилось, пусть и несущественно — но Виктор подмечал каждое изменение и принимал его как собственное. Маленький шрам на груди, чуть более тонкая талия, сильнее выпирающие косточки на бёдрах и — неожиданно — шрам в форме полумесяца на левом колене.
— Откуда он?..
— Упала… Напоролась на гвоздь… Здесь, в этом доме, лет пять назад…
Точно так же, как он изучал её, Ира изучала его, проводя ладонями по каждому миллиметру тела. Ласково и почти невесомо проходилась пальцами по груди и животу, периодически спускаясь к паху, и каждый раз у Виктора перехватывало дыхание от остроты ощущений.
Восторг… Вот что он чувствовал, вновь обладая Ирой. Своей единственной женщиной. Все прочие были просто женщинами — отдельно от него. И только Ира — его.
Его продолжение.
Его совесть.
Его сердце.
И его любовь.
90
Виктор
Горбовский проснулся через несколько часов, когда в комнате ещё было темно. Проснулся, почувствовал всем телом Иру — она спала, спокойно и глубоко дыша, положив голову ему на грудь, — и очень не хотелось уходить от неё, однако было нужно. Нужно, потому что, если кто-то поймёт, что ночевал Виктор отнюдь не на диване в гостиной, возникнут лишние вопросы, которые будут смущать Иру. Горбовский прекрасно осознавал, что случившееся между ними — не разрешение на возобновление отношений. До этого — если оно вообще будет — ему ещё далеко.
