Неудачница (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша"

— Моя золушка, — бормочет Бондарёв, — Моя личная золушка…

Ну, уж нет! Золушкой я быть не хочу! Увольте!

— Бондарёв, ты последние мозги пропил, — сообщаю ему в грудь.

Если я — золушка, то он — мой принц. А мне такого добра не нужно!

— Что ты за колючее создание? — бормочет пьяный шеф, не открывая глаз.

— Я — ваша личная помощница, Глеб Самойлович, — говорю очень четко, специально переходя на имя-отчество, — Вы хоть и сделали меня своей домработницей, но прекрасным принцем от этого не стали. Так что успокойте свои гормоны. Сейчас приедем, вы проспитесь, и все вновь наладится.

— Хватит мне «выкать», — неожиданно трезво огрызается Бондарёв, а затем вновь принимает вид «безмятежно спящего».

— Так это ж ты назвал меня своей золушкой. Вот я и вспомнила свой первый контракт: а там чёрным по белому было написано, как мне следует обращаться к своему работодателю, — фыркаю в ответ.

Некоторое время едем молча: я рассуждаю о своём будущем, Глеб… Глеб, похоже, спит. Но, когда машина останавливается у дома, Бондарёв мгновенно просыпается, расплачивается, и мы вместе идём домой мимо сонных охранников.

— Мила, — начинает брюнет в лифте, но теперь уже я его прерываю:

— Нет, Глеб. Что бы ты там не хотел сказать — нет. Проспишься, потом поговорим.

Думаю, это мудро. Сейчас, да ещё в таком состоянии, он может сказать много лишнего — о чём потом будет жалеть. А вообще, хорошо, что Бондарёв такой же усталый, как и я, — иначе, чувствую, пришлось бы вызывать подмогу для того, чтобы вытащить его из того злосчастного клуба. А так всё обошлось почти без эксцессов. Красота.

Двери лифта открываются, и мы подходим к двери; я достаю ключ, ковыряюсь в замке, наконец, открываю дверь и вхожу в квартиру. Дом, милый дом… кажется, последнюю фразу произнесла вслух.

Стаскиваю обувь, снимаю шубку, поворачиваюсь, чтобы проверить, как там Глеб — не сломал ли он ногу, пока пытался избавиться от ботинка… А Глеб стоит прямо напротив меня, уже без обуви и пальто, и смотрит на меня таким опасным взглядом, что у меня испуганно ёкает сердце.

— Ты чего?..

— Плевать на контракт, — ровно произносит Бондарёв, глаза которого смотрят на меня с голодным желанием, — Плевать на все условия. Я хочу тебя. Ты мне физически необходима.

— Ты выпил, — говорю уже менее уверенно; осторожно отступаю назад.

— Я знаю, что нетрезв. Потому что трезвым я бы никогда тебе этого не сказал. Ты нужна мне, Мила.

— В постели? — как-то нервно усмехаюсь я.

— И в постели тоже, — не стал отрицать Бондарёв.

— Глеб, ты просто ко мне привык. Привык, что я рядом. Это нормально. Но это не влюбленность, — медленно качая головой, говорю ему.

Не уверена, что вообще должна слышать то, что он сейчас говорит.

— А тебе обязательно нужна любовь? — усмехается Глеб совсем не весёлой улыбкой.

— Она не нужна только роботам и машинам, — произношу чётко, глядя ему в глаза.

Этот разговор меня напрягает — Лина предупреждала, что происходит с Глебом, когда он выпьет; и я очень чётко понимаю: Бондарёв мучается от того, что я ему не даюсь. Он вышел на охоту, но дичь не желает быть пойманной.

И всё.

Ни о каких чувствах здесь и речи не идёт. Иначе это изначально был бы не контракт, а предложение встречаться.

— Пожалуйста, иди спать, — говорю ему уже более спокойно.

Но Бондарёв спать не желает. Он начинает медленно одеваться.

— Ты куда? — с лёгким испугом спрашиваю его.

— Мне нужно пойти, сбросить напряжение, — не глядя на меня, сухо говорит Глеб.

Сбросить напряжение, сбросить напряжение… он же не драться собрался?! Хотя нет — это, скорее, в стиле Бесова.

Поднимаю на Глеба возмущенный взгляд.

— Ты что, по бабам пошёл?!

Одно быстрое движение, и Глеб уже стоит рядом со мной, а мой подбородок крепко сжат в тисках его пальцев.

— С чего вдруг этот возмущенный тон? — цедит он, глядя мне прямо в глаза, — Если ты мне не даёшь, это не значит, что я буду сидеть и ждать у тебя под дверью. Слишком много чести.

— Ну, ты и… — начинаю, но Глеб меня прерывает:

— Предпочитаешь контракт? Будет тебе только контракт, — и он резко отпускает меня, делая шаг назад, — Сегодня меня не жди. Вернусь либо ночью, либо завтра утром. Не забудь прибраться дома.

И он вышел из квартиры, оставляя меня с пылающими от гнева щеками и бешено стучащим сердцем.

Ненавижу!!!

Подхватываю сумку и пулей лечу на второй этаж; захлопываю за собой дверь и только внутри комнаты понимаю, что Бондарёв за мной не идёт. Что его вообще нет в квартире. Что я в доме одна…

— Ненавижу!!! — кричу во весь голос, швыряя сумку на пол.

Плетусь к кровати, падаю на неё и начинаю реветь. Сама не понимаю — отчего плачу: из-за того, что уже нет сил, из-за обиды на Глеба, из-за того, что поссорилась с Бесовым, из-за всей этой уже откровенно двусмысленной ситуации под названием «начальник — подчиненная» или от жалости к самой себе…

Глаза слипаются от усталости. Этот день съел слишком много моих нервов. Не хочу больше не из-за чего переживать…

Всех принцев, всех чудовищ, всех акционеров и всех гитаристов…

Всех… к чёрту…

Глава 18. Красавица для чудовища

Просыпалась я нехотя… Вообще ничего не хотелось. Особенно не хотелось возвращаться в этот прекрасный мир контрактов и загульных мужиков.

Думать о шефе было неприятно. Лучше бы он сдержал свои порывы и не признавался мне вчера в своих желаниях — теперь придётся делать вид, что ничего не было, а врать я умею очень плохо… Чего только стоила моя дивная игра на публику на дне рождения Самуила Викторовича вчера вечером… или признание Бесову — где я проводила остатки того самого вечера…

Бесов.

Встаю с кровати, плетусь к сумке, валяющейся на полу, достаю телефон. Пятнадцать пропущенных от Лёши, четыре — от Лины. Про Бондарёва вообще слушать не хочу, так что Лина подождёт до завтра, а вот Бес…

Проклинаю свою мягкотелость и нажимаю «перезвонить».

— Мила?..

Нет, блин, Papa Roach!

Так, спокойно, Мила. Пятнадцать пропущенных — это повод послушать, что он скажет.

— Да, это я, Лёша, — тяжело вздыхая и начиная плестись в сторону ванной, отвечаю ему, — Ты что-то хотел?..

— Хотел сказать тебе, что я идиот.

Останавливаюсь посреди коридора.

— Мне сложно просить прощения. Не буду скрывать — я вообще не умею это делать. Не приучен с детства, — продолжает методично уничтожать мою внутреннюю стену Бесов, а я всё стою посреди коридора и смотрю невидящими глазами вперёд.

— У тебя что-то произошло? — я на каком-то интуитивном уровне понимаю, что угадала.

Ему сейчас плохо. Поэтому он позволил себе это признание. Он не из тех людей, что быстро признают свои ошибки…

Значит, к этой мысли его кто-то подтолкнул.

— Нет, я просто хотел сказать тебе это, — говорит Бесов, и я вновь словно чувствую — он готов положить трубку.

— Ты дома? — решительно спрашиваю у него.

— Мила…

— Ты. Дома? — перебиваю его, чётко проговаривая каждое слово.

— Да.

— Я сейчас приеду, — нажимаю «отбой» и иду в душ.

Да, так случается — во мне просыпается соцработник. Я всё ещё была обижена на этого балбеса, но не прийти к нему на помощь не могла. Что бы у него ни случилось — он никогда не скажет об этом по телефону… а я не хочу ощущать себя жестокосердной стервой, которая из-за своих обид отказала человеку в своей поддержке: лучше пусть он помучается от раскаяния, когда я к нему приду! Да, не очень благородно, но и я давно не практикую по специальности!

Быстро закончив с водными процедурами, дошла до спальни, натянула на себя первый попавшийся свитер и первые попавшиеся легинсы, схватила рюкзачок, переложила туда все необходимое из сумки и быстро спустилась вниз. Обвела квартиру взглядом.

Бондарёв сказал прибраться. Но в контракте черным по белому написано — влажную уборку можно делать один раз в две недели.