Джастин Харлоу - Муки ревности
— Замечательно! Меня не волнует, если я буду статисткой. В отличие от некоторых я не жду прекрасного принца. Погоди-ка минутку. Бенгела… Это не южноамериканский магнат? Я видела его снимок в «Жур де Франс» с…
— Какая разница? — прервала ее Шаннон, бросая карточку в мусорную корзину. — Уж поверь мне — если ты проведешь в Милане или Париже месяца три, будешь к этому относиться точно так же. Да, Джеки, я хочу у тебя кое-что спросить. В Америке для девушки очень важно окончить колледж?
— Еще как! Без диплома тебя даже не возьмут продавщицей. Не говоря уже о том, чтобы найти мужа…
— Спасибо. Ты решила мою проблему. Думаю, так и нужно сделать, — сказала Шаннон, обращаясь больше к самой себе, и опустила письмо Керри в карман халата. Она хочет Бремар, и она его получит.
В этот октябрьский день, в пятницу, в Турени все было окутано туманом. Фабрис Помфре уверенно вел свой «рено» через старинную деревню с каменными домами. Рядом с ним сидела Шаннон, закутанная в серебристую лисью шубу.
— Вот здорово, что я вспомнил, что вы не только прекрасная наездница, но и хорошая охотница. Какая способная девушка! — улыбнулся Фабрис.
— Не спешите. Я охотилась всего один раз в жизни, и то в Фонтенбло, — напомнила ему Шаннон. — А французские правила охоты, как и сами французы, для меня навсегда останутся загадкой.
Шаннон случайно познакомилась с этим торговцем англо-французскими произведениями искусства несколько месяцев назад. Очаровательный и забавный, он слыл любимцем парижского общества, без него не обходился ни один званый вечер или спектакль. Сейчас на этом щеголе было песочного цвета пальто с бобровым воротником, и красный галстук-бабочка. Зная, что Помфре всегда предложит что-нибудь интересное, Шаннон приняла его сделанное буквально в последнюю минуту предложение — в тот самый день, когда она только что прилетела в Париж с показа итальянской коллекции. В любом другом случае она бы отказалась, сославшись на усталость.
— Подождите, моя дорогая, вы еще увидите Ле-Турель. Башни. В них есть роковое очарование шестнадцатого столетия и водопровод двадцатого. Кстати, вы сможете поохотиться за нас обоих. Все равно я никогда не встаю раньше полудня. Предпочитаю смотреть на осенние листья из собственного окна, сидя в халате и попивая шоколад. Гоняться по полям за оленями — для меня это просто проклятие.
— Вы шутите. Неужели так и есть?
— Конечно, шучу. Поверьте, в Ле-Турель этого не позволят. Наш хозяин — перфекционист, любит, чтобы все было в полном порядке.
Глядя на проплывающий мимо холмистый пейзаж, в котором чувствовалось дыхание золотой осени, Шаннон обрадовалась, что убежала из Парижа. Там уже ощущалась тяжелая поступь зимы, знаменитое голубое небо целыми днями было затянуто тучами.
— А какой там шеф-повар! Его грибное суфле бесподобно. И в придачу хорош собой.
— О, нет уж, Фабрис. Надеюсь, что это не один из «тех» уик-эндов?
— Конечно, нет! Увы! — ответил он, и оба засмеялись. — Я обещаю, буду вести себя примерно.
Шаннон знала, что Фабрис посещает самые сомнительные заведения Монмартра с той же непринужденностью, что и самые изысканные салоны Фобурга. Он уже показывал Шаннон эту колоритную сторону жизни Парижа, которая раньше была ей недоступна. Некоторые строили самые разные предположения об их взаимоотношениях, видя, как Фабрис появляется на приеме или на бале под руку с Шаннон. Но она считала его хорошим приятелем; а космополитизм и язвительный юмор выделяли Фабриса среди обычных представителей французской элиты. Шаннон давно поняла, что в Париже может быть, как нигде, одиноко. Французы подтверждают свою репутацию, закрывая двери для посторонних.
Шаннон уже привыкла к общепринятому мнению, что у нее десятки мужчин. На самом деле при всем внешнем блеске ее жизнь была несколько другой. Профессия модели служила пропуском в высшие сферы, но с самого начала Шаннон решила, что продает свою красоту, а не душу. Она не смешивала профессиональные занятия с частной жизнью, предпочитая обществу фотографов и плейбоев, преследующих моделей по пятам, неординарную личность вроде Фабриса. Еще пять лет, постоянно повторяла себе Шаннон, только пять лет. Потом она будет заниматься, чем хочет. К тому времени Керри окончит школу, и она сможет экономить деньги. Она найдет где-нибудь пустынный остров и будет рисовать, писать. Будет делать все что угодно — лишь бы не носиться от одного заказа к другому, долгими часами демонстрируя нелепые одежды на фоне декораций, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Тем не менее Шаннон успела сильно привыкнуть к тем благам, которыми сейчас наслаждалась. В конце концов именно благодаря своей профессии она находилась вместе с Фабрисом в сердце Турени и мчалась в машине по направлению к замку. Да, от Кунварры она проделала долгий путь. Древний замок внезапно появился на горизонте, его окна светились сквозь туман. По длинной, обсаженной кустами подъездной дорожке машина приближалась к дому, находившемуся на просторной поляне среди медно-красных буков.
— Вы говорили, что наш хозяин — барон Ротмер?
— О нет, — ответил Фабрис. — Ротмер раньше был владельцем замка. Несколько лет назад он продал его Амадео Бенгеле.
— Фабрис, вы злодей! — воскликнула Шаннон, не зная, смеяться ей или плакать, столкнувшись с таким коварством. — И это после всего, что я вам говорила!
— Я помню, вы упоминали, что сразу отказали ему. Естественно, я знал, что, если скажу правду, вы не поедете. Не сердитесь. Я уверен, он уже все забыл. Он не будет знать, кто вы.
Построенный в шестнадцатом веке замок производил сильное впечатление. По краям здания, выложенного из обтесанного камня цвета меда, стояли круглые башни. Их крутые крыши были покрыты черепицей. Четкие очертания построек, окруженных газонами и кустарником, создавали впечатление силы и надежности. По мере того, как машина продвигалась вперед по дорожке мимо подстриженных кустов, огромный дом становился все больше и больше. Фабрис затормозил перед массивными двойными дверями, вышел из машины и позвонил в колокольчик. Пока слуга забирал чемоданы, Шаннон обернулась, чтобы взглянуть на оранжевое солнце, заходящее в густой лес позади замка. Сквозь подымающийся над травой туман она различила неподвижные силуэты оленей, которые паслись в огромном парке, окружавшем Ле-Турель.
Войдя в холл, Шаннон поняла, что суровое величие фасада здания не дает представления о богатстве и очаровании его интерьера. Изящные, обитые гобеленами, позолоченные кресла, мраморный столик с огромным букетом оранжерейных цветов, великолепный ковер — все свидетельствовало о пристрастии хозяина к роскоши. Над спиральной каменной лестницей возвышалась написанная художником-кубистом огромная абстрактная картина, символизируя собой дерзкий прорыв из одного столетия в другое.
