подарок для бывшего (СИ) - Романовская Ирина
Дальше предстоит самое сложное. Женя все еще спит и выходит, что мы с Костей остаемся один на один на какое-то время.
Мне хочется трусливо сбежать от него. Сесть в мифическое такси и уехать домой. Но из-за происходящего с Артемом я остаюсь на месте.
Сажусь на самый край лавочки. Костя следует за мной. Тяну на себя детскую коляску и поворачиваю ее так, чтобы Воронцову было видно лишь спинку и козырек четырехколесной прогулки.
Костя, глядя на мои дурацкие попытки отгородиться, лишь невесело усмехается.
– Что?
– Прости меня, Вер. Я такой дурак. Безмозглый, бракованный идиот.
Воронцов сидит полутора метрах от меня и каждым последующим словом посыпает собственную голову пеплом. С недоверием смотрю в его сторону. Вроде бы выглядит искренним, не лукавит. Вижу, как каждое слово дается ему с большим трудом. Горечь плещется в его уставших глазах.
А вдруг я ошибаюсь? Вдруг это все лишь мне кажется? Я совершенно не знала его тогда, а теперь уж и подавно…
Тоскливо от всего, что между нами произошло.
За последний год, чего уж греха таить, я какими только словами не называла Костю, порой даже менее цензурно выражаясь. Но вся эта брань выходила из меня только глубокой ночью, когда одолевала сумасшедшая тоска, усталость и одиночество.
Обсудить собственное прошлое я могу только с Катей. Но есть одна проблема: в ходе «промывания старых костей», я всегда в итоге встаю на сторону Воронцова и начинаю яростно защищать бывшего от собственной подруги. Мы ссоримся с ней из-за этого и не разговариваем потом по несколько дней.
Я до сих пор не смогла выкорчевать из глубин души все теплые чувства по отношению Косте. И не смогу уже. Он и я связаны навсегда.
Глупая я, наивная дурочка.
Вместе с тоскливой горечью в груди закипает и злостное раздражение. В первую очередь, на саму себя, затем уже на Костю.
Зачем я это все слушаю? Зачем? Для чего он это все говорит? Разве слова отменят ошибки прошлого? Или два болезненных года моей жизни бесследно исчезнут? Мое сердце все равно не перестанет кровоточить после слов «дурак» или «прости». Душа не исцелится в одночасье.
– Чего ты хочешь от меня? – перебиваю я Воронцова, отвернувшись.
Смотрю на мимо проходящий медперсонал и пытаюсь прогнать из головы непрошенные мысли. Нет никакого толка от прошлого. Одни нервы и боль.
– Вер… На самом деле, я хотел бы. Нет, не так. Я и сам не... – впервые слышу, как Константин не может связать слова в толковое предложение. Раньше у него проблем с аргументированием не наблюдалось.
– Не знаешь, зачем ты тут? Или не знаешь, что сказать?
– Все вместе, наверное. – усмехается Воронцов, потирая затылок.
– Шик и блеск. Не знает он, – недовольно бурчу себе под нос, хлопая руками по коленкам. Втягиваю в легкие побольше воздуха, дохожу до максимальной точки кипения.
Держись, Константин! Сам виноват. Сейчас ты получишь мою порцию мыслей.
– А мне, знаешь ли, есть что тебе сказать.
– Я весь во внимании.
Смиренность и послушность Кости еще больше выводит меня из себя.
Раньше надо было так себя вести. Раньше! Раньше! Когда я говорила тебе о беременности, когда плакала, когда просила мне поверить.
– Ты… – шиплю как кобра, начиная свою спонтанную речь.
Жалобный детский плачь, будто пена из огнетушителя, во мгновение ока тушит разговевшийся пожар в моих легких. Женечка словно почувствовала, что мать собирается сейчас отчихвостить по первое число родного отца. С которым она, к слову, как положено, так и не познакомилась.
Мы с Воронцовым вместе дергаемся к детской коляске, но Костя вовремя отступает назад.
– Привет, мое солнышко. Ты уже проснулась? Иди к маме, моя хорошая.
Дочь моментально протягивает ручки ко мне, едва я откидываю козырек коляски назад.
– Как тебе спалось под пение птичек, родная? Не мешала болтовня взрослых?
Естественно дочь ничего не отвечает мне. Ее сонным вниманием завладел красавец-мужчина сидящий рядом с нами. Я моментально напрягаюсь всем телом и готовлюсь к новой порции детского плача. Пару часов назад первая реакция на Костю у Жени была именно такой.
К моему огромному удивлению и нескрываемому облегчению, дочь начинает улыбаться рядом сидящему незнакомцу.
– Познакомься, Женек, это – твой папа. – слова вылетают из рта на автомате.
Не думаю в этот момент. Но когда до собственных ушей доносится, все что я сейчас произнесла, я пугаюсь. Леденящая паника накрывает с головой.
А вдруг Воронцов все еще против? Вдруг он не хочет признавать своего отцовства?
Я покрепче стискиваю руки вокруг девочки, которая крутится у меня на коленях. Медленно поднимаю глаза на Костю, ожидая увидеть всего что угодно на его лице: негодование, злость, отрицание. Но вместо всего вышеперечисленного я вижу невероятную растерянность и поблёскивающие на ярком солнце мокрые глаза.
– Спасибо. – хриплым шепотом произносит Костя. Поспешно отворачивается, чтобы прокашляться. Ладонью смахивает застрявшую в глазу «соринку». Пару секунд смотрит куда-то вверх и лишь потом возвращает свое лицо к нам.
– Я не специально. Случайно вырвалось.
– Я знаю. Но все равно спасибо.
Между нами повисает молчание.
Мы молча оба наблюдаем за маленькой, прыткой девчушкой, которой уже надоело сидеть на маминых коленках. Нам есть о чем поговорить, есть что высказать друг другу, обсудить. Но в данный момент все отходит на дальний план.
Женя хочет потоптаться ногами по деревянной скамье. Покачиваясь и неуклюже держась руками за металлические прутья, дочь делает первые шаги по деревянным рейкам. Я стараюсь страховать ее руками, но при этом не прижимаясь сильно. Хочу дать возможность маленькому человечку прочувствовать собственные силы.
С каждым удачным шагом дочь заливисто смеется и крутит головой по сторонам. Иногда ее ножка соскальзывает и мне приходится ловить юную покорительницу лавочек.
Но эти мелкие неурядицы не способны сбить Женю с намеченного пути. Она упорно продолжает приставным шагом приближаться к Воронцову, который неподвижно сидит на другом конце скамьи.
Когда моя коленка соприкасается с ногой Кости, я вздрагиваю. Будто маленький разряд электрического тока пробегает по телу. Чувствительное обоняние ловит знакомые ноты терпкого мужского парфюма. Бессознательно делаю вдох поглубже. Спящие в животе бабочки вновь начинают махать своими маленькими крыльями. Щеки краснеют от таких забытых реакций тела.
Разволновавшись вскидываю вверх подбородок и тону в кофейных зрачках Кости. Прямое попадание, неразрывный контакт и нарастающий трепет в душе.
Как много между нами всего было – страсть, влюбленность, нежность, и в то же время как мало – мало времени, мало разговоров, мало откровений. С той самой первой встречи, с той самой дурацкой аварии у нас было всего лишь одно совместное лето и целых два года порознь.
А дальше что?
Нога дочери соскальзывает вниз между рейками. Я не сразу заметила это. Вместо меня Женьку подхватил Воронцов. Одной рукой он удержал дочь в вертикальном положении, второй – быстро достал застрявшую детскую ножку. Дочь не успела даже пикнуть.
Одно мгновение и большими руками ее уже держит едва знакомый дядя.
– Па-па! – по слогам произносит веселая Женька и тут же тянется любопытными ручками к подбородку Кости.
Маленькие пальчики пытаются ухватиться за короткую бороду мужчины, но она не поддается. Дочь начинает хмуриться и с двойным рвением старается приручить колючие волоски.
Не знаю кто больше из нас опешил: я или Костя. Или мы оба. Он в шоке от смелых прикосновений ребенка. Я в шоке от того, как Женя быстро подхватила новое для себя слово.
Типичная материнская обида подступает к горлу, а слезы вот-вот покатятся из глаз. Моргаю быстро-быстро.
Ну как так? Что за несправедливость?
Чтобы научить ее выговаривать слово «мама» я потратила больше месяца, постоянно проговаривая каждое свое движение: мама пришла, мама наклонилась, мама принесла, мама готовит и т.д.
