Ночь падающих звезд. Три женщины - Дорис Яннауш
Подобное Хели наблюдал у своих родителей, и это было ему неприятно. Он не имел особой привязанности к своей матери, поскольку и детство его, и юность сопровождали ее жалобы, и каждый раз он думал: а она — разве она не омрачила и не испортила лучшие годы отца?
Смешно, что именно сейчас, в этот момент, он вспомнил об этом. Он рассказал о своих переживаниях Дженифер. Она выслушала его очень внимательно, кивнула и сказала:
— Длительное партнерство образуется лишь в том случае, если не пытаются строить совместную жизнь по старым меркам. Борьба полов не является законом природы. Ее взращивают, а потом ею манипулируют: государство, церковь и патриархат.
— А разве эта борьба не обусловлена природой? — не совсем уверенно решился спросить Хели.
— Это не гарантировано, — заявила Дженни, которая преподавала биологию и знала суть вопроса. — Как раз это я и пытаюсь внушить детям.
Может когда-нибудь им пригодится.
Под вечер они покинули школу. Дженни, которая с большей охотой рассчитывала налоги на себя и деда, чем стояла у плиты за созданием яичницы с ветчиной или чего-нибудь подобного, пригласила Хели на ужин в маленький ресторанчик на Принцесс-стрит. Там их ожидал отдельный столик со свечами и удивительно вкусная еда — не кровавый стейк, что запомнился Хели еще по Лондону, и не кашеобразный перекисленный салат, а душистое жаркое из говядины с картофельными клецками и грибами.
А вот вином угощал Хели, не позволив ей вмешиваться. Они оживленно беседовали. Он излил ей свою душу, рассказав о Тео, о том, что он пережил с ним.
Дженни считала, что в дружбе время от времени следует сбрасывать балласт, как она выразилась, то есть каждый должен критически посмотреть на себя со стороны. Но если это не поможет, если друг превратился во врага, из-за зависти, ревности, все равно из-за чего, тогда каждый должен пойти своей дорогой, хотя это и будет причинять боль. Она тоже когда-то потеряла подругу, по той же причине, хотя обе и не желали признавать этого. Куда исчезли доверие, желание помочь друг другу, смех и слезы пополам — и откуда пришли горечь, недовольство и все более растущее непонимание?
— Теперь я уже редко вспоминаю ее, — продолжала Дженни. — Но когда такое случается, то у меня это больше не вызывает сильных эмоций. Все перегорело. — И она взглянула на него серьезно и печально.
— А вы не пытались вновь увидеться с ней?
Она покачала головой: нет, никогда! Подруга может и не имела ничего против, она как-то сказала одной знакомой: «Если я случайно где-нибудь встречу Дженифер, я поздороваюсь с ней и подам ей руку».
— При этом она казалась себе, конечно, великодушной, — огорченно закончила Дженифер.
Хели не мог понять ее печали, поэтому сказал:
— Но ведь так мило с ее стороны, что она, что…
— Мило! — нетерпеливо прервала его Дженифер. — Послушайте, любезное безразличие вместо дружбы, длившейся долгие годы, — это вы называете милым?
Хели испугался.
Он подумал: если он расстанется с Тео, окончательно и бесповоротно, то почему потом им не быть любезными друг с другом.
— Дружба сродни любви. — Дженифер откинулась назад и посмотрела в потолок. Мерцание свечей па столе странным образом преображало ее лицо, делая похожим на призрак — Даму в белом в доме Мак-Тэвишей. Хели уставился на нее, как на видение, что было уже однажды во время их первой встречи, и сердце его дрогнуло от восхищения. — Потом, когда она проходит, не остается даже любезности. Все ложь и лицемерие! И кажется, будто сердце твое изо льда.
Если Дженифер любила кого-нибудь или одаривала дружбой, она настолько отдавалась этому, что даже следовало остерегаться. На какое-то мгновение лицо ее исказила гримаса фанатизма и тут же исчезла. Дженифер рассмеялась, как будто ничего не произошло.
— И где же ты будешь сегодня ночевать, Питер Пэн? Лучше у тебя, хотелось сказать Хели, но Дженни уже продолжила:
— У меня маленькая квартирка, — поспешила сообщить она, словно читая его тайные мысли. — А отели переполнены. Что же делать?
Она заставляла трепетать его в ожидании, подсмеивалась над ним. Он разыгрывал перед ней отчаяние, смешил ее, взлохмачивая свою густую шевелюру и изображая посаженного на диету льва, сокрушался и вздыхал, снимал очки, протирал их, вновь надевал и, наконец, произнес, пожав плечами:
— Тогда я посплю в машине.
Но Дженифер этого не допустила. Она отвела его к своей подруге, которая была немного старше ее и жила через стенку. Истинная леди, ее звали Одри, симпатичная, изящная и элегантная, она приветливо обратилась к нему как к старому, доброму знакомому:
— Привет, Хели! Вы ляжете в комнате для гостей. Завтра мне надо рано уйти из дома, но я приготовлю завтрак, а кофе вы найдете в термосе.
Одри была филологом, германистом. Училась во Фрайбурге, почти без акцента говорила по-немецки, и вечер прошел замечательно.
Хели заговорил согласно нормам литературного произношения, вел светские беседы, излучая обаяние, вновь став тем, прежним Хели. С него слетели печаль и уныние.
После того как Дженни попрощалась и он остался наедине с Одри, Хели решился задать вопрос, который мучил его уже в течение нескольких часов.
Его хозяйка оказалась не только любезной, она прямо лучилась материнским теплом: Хели доверял ей.
Одри проводила его в комнату для гостей и пронаблюдала, как он распаковывает дорожную сумку. Нет ли у него еще каких-либо пожеланий?
Он поблагодарил, покачал головой и замялся.
— В чем дело? — прислонившись к косяку двери, она выглядела очень привлекательно. — Ах, да! Ванная напротив. Если хотите…
Но Хели прервал ее.
— Дженифер… — вслушиваясь в звуки имени, начал он. — Простите мое любопытство, но мне хотелось бы знать…
— Да? Говорите, я слушаю!
— У нее есть кто-нибудь, я имею в виду мужчину…
— Ах, так вы хотите знать, не тщетны ли ваши усилия?! — Одри придала лицу негодующее выражение и зажгла сигарету. Казалось, она тянула время, чтобы поразмышлять. Он встревоженно смотрел на нее — в узкой до колен юбке, с аккуратной прической, элегантную, осторожно, почти нежно выпускающую дым. — Нечего беспокоиться, — через некоторое время продолжила она. — В жизни Дженни нет места мужчинам. — И быстро добавила: — Вы единственный.
Была ли это шутка, или она говорила серьезно, Хели не понял. Она
