Ночь падающих звезд. Три женщины - Дорис Яннауш
Но на самом деле она не нуждалась в утешении. Она все устраивала таким образом, как ей хотелось. Подружиться с руководительницей туристической группы — пожалуйста! Интересно, когда Тео узнал об этом, — или он уже давно знал?
Но если Тео не знал этого, и если он как-нибудь разозлит его, Хели, когда начнет важничать, тогда он все узнает. Все!
Сначала Хели хотел объехать Эдинбург, но потом передумал. Он вспомнил Дженифер, Дженифер Мак-Тэвиш. Все произошло, как при смене кадров в кино: лицо Дуни поблекло, а лицо Дженифер начало приобретать все более четкие очертания.
У него возникло желание увидеться с ней, поговорить: он настоятельно нуждался в сострадании. Кому еще мог излить он свою душу? Лоттхен называла его вассалом — вассалом Тео. Но он не являлся таковым. И даже если так, то не потерпит этого больше! Он должен упорядочить свою жизнь, все, что принадлежало Тео, выбросить за борт. И Дуню тоже. Независимо от того, поженятся они или разойдутся.
Довольно.
Он хотел, он желал увидеть Дженифер: женщину, словно сошедшую с полотен Рафаэля, похожую на итальянскую принцессу. Итак, он въехал в город. Только, к сожалению, не знал ни адреса Дженифер, ни в какой школе она работает.
Но вот ее фото он все еще носил в кармане брюк да домашний номер телефона Мак-Тэвишей.
Приняв решение, он остановился перед почтамтом, огромным серым зданием в викторианском стиле. Отыскал свободную кабинку и позвонил.
К телефону подошел старый Норман. Он приветствовал Хели так сердечно, словно услышал голос своего старого школьного приятеля. Затем подошла Этель, все повторилось, но зато он получил номер телефона Дженифер. Да, она должна быть дома, он может в этом убедиться, не так ли? Дженни как раз вчера вспоминала его. С трудом продиралась Этель сквозь мешанину английских и немецких слов. Хели поблагодарил, справился о самочувствии. Все в порядке. Они сидят сейчас с постояльцами в саду и пьют чай.
А что еще?
Хели повезло: Дженифер как раз находилась дома и никак не могла взять в толк, почему он в Эдинбурге. Они договорились встретиться у памятника Вальтеру Скотту, недалеко от которого Дженифер жила.
Памятник по праву являлся достопримечательностью города. Мраморный писатель возвышался над готической башней, обрамленной четырьмя арками, и читал книгу. Не поднимая глаз, он не обращал внимания на шумную жизнь, бурлившую у его стоп. Прислонившись к колонне, стояла леди в белом, похожая на героиню одного из его исторических романов: платье до щиколоток с повязанным вокруг талии шарфом, распущенные по плечам золотисто-рыжеватые волосы. Улыбаясь, она глядела на Хели.
Высокий и неуклюжий, в пиджаке, небрежно наброшенном на плечи, он еще издали развел руками, извиняясь за опоздание. Не зная Эдинбурга, ему пришлось долго, блуждать, а, когда он наконец нашел нужную улицу, там не оказалось места для парковки машин. В конце концов он пристроил машину, но опоздал к Дженифер.
Хели остановился, чтобы перевести дух. Но не только поэтому. Его поразила представшая взору картина: волшебное видение на фоне темных камней. Неужели этот солнечный лучик ожидает его? Удивительное осознание сего факта вознаграждало его за все те оплеухи, что получил от жизни в последнее время. Хели иа секунду зажмурился, глубоко вздохнул и поспешил преодолеть последние шаги, словно боялся, что греза улетучится.
Но это была не греза.
— Привет, мистер Хайбердиель!
— Хели, — поправил он, пожимая ее руки. — Меня зовут Хели, о’кей?
— А я Дженни!
Он вспомнил классическую сцену в первобытном лесу: «Я — Джейн», «А я — Тарзан». Разве что Хели не издал торжествующего крика, унося Дженифер на руках. Подобное выглядело бы весьма необычно, на этом месте.
Она взяла Хели под руку, и они обогнули памятник. Дженифер рассказала историю его создания, от чего Хели с удовольствием бы отказался в момент столь волнующей встречи. Однако были соблюдены все традиции. Дженифер родилась здесь, и ей не хотелось превращать монумент в традиционное место встреч, в связи с чем Хели пришлось набраться терпения. Наверняка он поступил бы так же, если бы она очутилась в Вене. Показал бы ей Хофбург[48] или памятник Иоганну Штраусу. А пока она рассказывала, он нашел занятие своим глазам. Не отрываясь, смотрел на нее, восхищенный и растерянный от мысли, что это случилось с ним, Хели Хабердитцелем. Смущенно она заметила ему, что восхищаться следует Скоттом, а не ею.
А потом они бродили по городу. Был ясный, солнечный день, с безоблачным небом. В одном из летних кафе на открытом воздухе они поели мороженого. Ее зеленые глаза наяды взирали на него с поразительной кротостью. Такого у него еще никогда не было, даже с переполненной нежностью Лоттой Шух. Но Ламмвайлер не был Эдинбургом, и не стоило сравнивать обеих женщин.
Дженифер рассказывала о школе, предстоящих каникулах и о том, как она мечтает отдохнуть, «вытянув ноги». Ах, эти дивные ноги! Марлен побелела бы от зависти, если бы тогда увидела такие ноги. А они пропадали средь серой обыденности школьных будней!
— О чем вы задумались? — поинтересовалась Дженифер. — Я говорю и говорю — а вы даже не слушаете.
Отложив ложечку, Хели откинулся назад и с сомнением в голосе спросил:
— Дженифер, вы действительно учительница, на самом деле?
— А кто ж еще? — смеясь, спросила она. — Мэри Поппинс? Ну, ладно. Если так, то вы тогда Питер Пэн, мальчик, который совершенно не хотел становиться взрослым.
С этого момента они стали называть друг друга Мэри и Питер.
Она показала ему свою школу: старое почтенное строение, в котором она сама была когда-то ученицей. Беседуя, оба присели на одну из низеньких скамеек.
Дженифер была тщеславной: она хотела когда-нибудь стать ректором в этой школе, и шансы ее были велики. Она рассказывала о своей работе, планах и мечтах. И когда она так говорила, то напоминала Дуню, хотя внешне они были совершенно не похожи. И все-таки это было именно так: видимо, сейчас наступило время сильных женщин или просто Хели так «везло».
Он принадлежал к тем мужчинам, которые еще не понимали, что женщины с нежной и трогательной внешностью могли обладать твердой волей и быть готовыми на все ради достижения своих целей. И эти цели зачастую были важнее для них, чем мужчины. А он должен был, как и многие другие, учиться приспосабливаться к этому. В этом вопросе они были похожи с Тео, но только в этом.
