Простые сложности - Алина Аркади
‒ Может, в машину? ‒ Кивает на работающий автомобиль.
‒ Я отказываюсь находиться с тобой в замкнутом пространстве, ‒ прикидываю, что уйти по мгновенному желанию не получится, а прыгать на ходу, тем более, не самый лучший вариант. ‒ Есть, что сказать ‒ слушаю. Нет? Не задерживаю.
‒ Зачем ты так, родная? ‒ от последнего слова кажется, что мир перевернулся, и мы оказались где-то в параллельной Вселенной. ‒ Вспомни, какие чувства были между нами, как ты говорила о своей любви. Помнишь? Ну же, Нина, ‒ почти поёт, улыбаясь. ‒ Помнишь, как в Москву вместе ездили, гуляли по Арбату в обнимку, рассказывая друг другу смешные истории, обсуждая друзей, даже мою маму? Не говори, что не помнишь, ‒ делает шаг ко мне, затем ещё один, кладёт ладони на мои плечи, поглаживая. ‒ Ниночка, всё ведь вернуть можно. Только нужно захотеть, вспомнить о чувствах, которые мы оба пытаемся заглушить, подавить в себе…
Несколько секунд смотрю на Орехова, а затем взрываюсь болезненным хохотом, сгибаясь пополам. Не могу остановиться, не сдерживаюсь, отмечая недовольное лицо бывшего мужа.
‒ Что, кинула тебя Лесникова? ‒ выдаю вердикт, а Юра нервно дёргается. ‒ Недолго счастье длилось, Юрочка? ‒ молчит, играя тугими желваками. ‒ И как себя чувствуешь? ‒ приближаюсь максимально близко, дышу в губы, чтобы не пропустить ни одной эмоции, которая будет спрятана от посторонних глаз.
‒ Просто я понял, что ты мне дорога. Вы мне дороги ‒ ты и Егор. Семья ‒ это самое важное, что есть у человека…
Орехов говорит, говорит, говорит… Много. Важных, раздирающих, проникновенных слов. Они бесконечным потоком льются на меня. А я ничего не чувствую. Ноль. Полный штиль. Ещё полгода назад мне казалось, что покайся он, извинись, придумай любую причину, которая заставила его оказаться в одной постели с Ирой, я прощу. Скрипя зубами приму ради сына и семьи, которую только я и старалась сохранить, пожертвовав своими желаниями и мечтами.
Мне нужно было это чёртово «извини». Была уверена, что эти шесть букв способны спасти всё. Теперь же понимаю: мало попросить прощения, важно, как его просить. Если ты не вкладываешь в свои слова стремления рассыпаться на миллиард частиц под ногами того, кого растоптал, уничтожил, изрезал дерьмовым поступком, твоё «извини» – не ценнее грязи под ногами.
Молча смотрю на Юру, распинающегося передо мной в сказочных обещаниях нового, которое мы построим и воскресим, и хочется громко и долго смеяться. Оказывается, для того, чтобы понять, насколько чужим он стал, ему стоило просто сделать попытку вернуться. Вижу, как ему больно: как дёргается кадык и Орехов нервно сглатывает; как руки трясутся, когда он подкуривает сигарету; как постоянно одёргивает полы серого пальто, кутается в него, будто душу спрятать стремиться. Ира стала его личным палачом. Нашим палачом. Теперь мы оба мёртвые. Только я потеряла Игната.
‒ Езжай домой, ‒ прерываю длинную тираду, ‒ езжай, Юра, ‒ по-дружески похлопываю Орехова по плечу, обходя по кругу. ‒ Неважно, что ты скажешь. Я от тебя излечилась.
Юра молчит. Провожает меня взглядом, а затем запрыгивает в машину и срывается с места. Его выпады больше не производят на меня впечатления, оставляя равнодушной. Иду в подъезд, но на секунду замираю, когда чувствую спиной прошибающий взгляд, но обернувшись и внимательно осмотрев двор, не вижу никого, кому бы он мог принадлежать. Тишина, нет людей и незнакомых звуков. Уверена, мне показалось.
‒ Что хотел? ‒ натыкаюсь на сестру, войдя в квартиру.
‒ Вернуть хотел ‒ меня и семью.
‒ А ты?
‒ Мне всё равно. ‒ Скидываю куртку и хочу пройти вглубь.
‒ Правда? ‒ Яна преграждает путь.
‒ Да. Сейчас мысли о моём случайном соседе, вызывают больше эмоций, чем шесть лет брака с Ореховым. Или это просто подмена чувств?
‒ Нет. Просто настоящее заменило лживое.
‒ Мы слишком мало времени провели вместе.
‒ Иногда достаточно одного взгляда, чтобы всё существующее померкло и перекрылось другим, ‒ Яна плетётся впереди. Не смотрит в глаза.
‒ Что с тобой? На тебя произвела впечатление речь Алилова?
‒ Есть немного, ‒ пожимает плечами. ‒ Красивый мужчина. Очень красивый. Энергетика у него бешеная.
‒ Заставляет побаиваться.
‒ Скорее, вызывает восхищение, ‒ коротко ухмыляется. В глазах наблюдаю опасный блеск, делающий зелёный взгляд ярче.
‒ Он тебе понравился? ‒ неожиданная догадка прибивает к стулу.
‒ Во мне сто лет никто не вызывал таких эмоций. Словно меня в ледяную воду кинули, а затем сразу затолкали в раскалённую печь. Непонятные ощущения.
‒ Ян, забудь, ‒ останавливаю сестру, ‒ такие мужчины недосягаемы.
‒ Но ведь ты добралась до его друга, а по совместительству – компаньона.
‒ Алилов другой. В нём нет мягкости, присущей Игнату. И жалости, кажется, тоже нет. Даже боюсь представить, что с Полиной будет. Он накажет её за предательство.
‒ И я бы наказала, ‒ Янка отвечает не задумываясь. ‒ Такое не прощают. Возможно, нельзя такое говорить, но она заслужила всё, что с ней произойдёт дальше. За одни лишь омерзительные высказывания о детях, рот бы зашить красными нитками.
‒ Злая ты.
‒ Справедливая, ‒ отворачивается к окну, вглядываясь в темноту ночного города.
Оставляю Яну одну, переключившись на мальчиков. В такие моменты не стоит выжимать из сестры информацию ‒ не скажет. Придумает, обмозгует, перекрутит и сделает выводы, о которых, возможно, я никогда не узнаю.
* * *
‒ Что нам готовит день грядущий? ‒ Янка крутится перед зеркалом, собирая длинные локоны в хвост. ‒ Уварова теперь исполняющая обязанности, вы с Аней остались в отделе вдвоём. Потянете?
‒ Вариантов нет. Интересно, генеральный задержится?
‒ Спроси у него об Игнате, ‒ предложение Яны сбивает дыхание. Трудно дышать, внутри плещутся эмоции.
‒ Зачем?
‒ Нужно ведь знает наверняка, осталась ли Лесникова с Красовским.
‒ Я и знаю. Наверняка. И приезд Орехова с предложением воссоединиться – прямое тому подтверждение. Ира переметнулась к другому, а Юра, покинутый и отвергнутый, ищет к кому приткнуться. Поэтому и пришёл ко мне в надежде, что бывшая жена выслушает, пожалеет, а сверху ужином накормит и спать уложит. А в итоге, мы обе его кинули.
‒ Позвони хотя бы, ‒ просит Янка, не знаю, что я вчера несколько раз набирала номер Игната и сразу же скидывала звонок. Пришло осознание ‒ я не знаю, что говорить. Последний наш разговор закончился моим уходом и отказом от всего, что нас связывало, а на следующий день нахождение Лесниковой в
