Джудит Гулд - Рапсодия
Сирина внезапно нахмурилась. Завтра… Завтра утром они расстанутся. Он поедет в Нью-Йорк перед следующим этапом своего турне, она уедет на очередные съемки, на этот раз в Париж.
Миша заметил выражение ее лица. Потянулся к ней, взял за руку.
— Что случилось, Сирина? Она вздохнула:
— Так не хочется уезжать! Он сжал ее руку.
— У нас еще вся ночь впереди.
— Да, я знаю. Но не могу не думать о том, что будет… после.
Сирина смотрела на него каким-то ищущим взглядом. Она и в самом деле чувствует себя несчастной от того, что они должны расстаться! Его захлестнула волна радости. Нет, ему вовсе не хотелось видеть ее несчастной, и все же… Она чувствует то же самое, что и он!
Он обнял ее за плечи, привлек к себе. Заглянул в глаза.
— Мы сможем встречаться. Мы это как-нибудь устроим. Обязательно устроим. Либо в Нью-Йорке, между поездками, либо… в пути.
— Мы будем как корабли, проплывающие мимо в ночи. Мы оба так много путешествуем.
— Послушай, мы обязательно что-нибудь придумаем. Например, если я буду в Лондоне, а ты в Париже, один из нас может быстренько махнуть туда и обратно. Вот мы и увидимся.
— Надеюсь, что это так и будет.
— А я в этом уверен. Поэтому верни обратно улыбку на свое прекрасное лицо.
Она заставила себя улыбнуться. Однако он говорил так уверенно, что глаза ее загорелись при мысли о новых возможностях. Кажется, она для него не просто случайная знакомая, которую он скоро забудет.
— Ты только подумай, Сирина, мы с тобой можем любить друг друга в любой точке земного шара.
Их разбудил пронзительный телефонный звонок, прервав короткий сон после долгой и страстной ночной акробатики. Этой ночью они занимались любовью с лихорадочным жаром, сознавая, что наутро им придется расстаться. Даже зная о том, что рано утром их разбудят телефонным звонком, они никак не могли оторваться друг от друга. Всепоглощающая тяга друг к другу словно поработила их.
— Хочешь принять душ? — спросил полусонный Миша, не выпуская ее из объятий.
— Нет. Я хочу сохранить твой запах до самого Парижа, — шепнула она ему в ухо.
Он заговорщически усмехнулся:
— Тогда и я не буду.
Они быстро оделись. Миша настаивал на том, что довезет се до аэропорта.
— Это совсем необязательно.
— Не возражай. Я хочу все оставшееся время быть с тобой, до последней минуты.
Она яростно сжала его в объятиях.
— Ты такой хороший, что даже не верится.
— И ты тоже.
Едва они приехали в аэропорт, как объявили посадку на ее рейс.
— Ну, я пошла.
Она никак не могла выпустить его руку.
— До свидания, Сирина. Мы очень скоро увидимся снова. Она невесело засмеялась.
— Да, уж пусть это так и будет. Он наклонился, поцеловал ее в губы.
— Я люблю тебя.
У нее перехватило дыхание.
— И я тебя люблю.
Она отвернулась и быстро пошла в туннель, чтобы он не заметил слезы на ее глазах.
Миша долго смотрел ей вслед, пока она совсем не скрылась из вида. По дороге из аэропорта до Праги он смотрел в окно невидящим взглядом. Думал только о ней. Он уже ощущал сосущую пустоту внутри, невиданный всепоглощающий голод, который ничем не унять. Как это могло произойти? Внезапно он осознал, что познакомился с ней всего два дня назад. Всего два дня… Два коротких дня. А кажется, будто он знает ее всю жизнь. Он с изумлением поймал себя на том, что уже планирует их будущие встречи.
Вещи упакованы. Все готово к отъезду в аэропорт на вечерний рейс. Осталось еще только одно дело. Он сел в машину, сказал Яну, куда ехать. Пражское гетто. Вчера он подумал о том, чтобы поехать туда вместе с Сириной, но потом решил, что это место он должен посетить один.
Из окна машины он смотрел на улицы гетто, на дом, где жил знаменитый раввин Ло. У Старого еврейского кладбища попросил Яна остановиться. Вышел из машины, с изумлением оглядел разбросанные в беспорядке древние могильные плиты. Двенадцать тысяч могил на таком небольшом пространстве. Некоторые почти одна на другой, некоторые ушли под землю, многие плиты разрушились. Он прошел немного вперед и остановился. Дальше идти не хотелось.
Он объехал практически весь мир. Чего только не повидал за это время. Однако это место потрясло его больше всего на свете. Оно словно не хотело его отпускать. Сердце наполнилось великой печалью. Нахлынули воспоминания. Бабушка Мария, дедушка Аркадий… Их давно уже нет в живых. Где их могилы? Навещает ли их хоть кто-нибудь? А ведь он сам столько времени о них даже не вспоминал, об этих редкостных, драгоценных людях. Все эти годы он жил в погоне за славой и успехом, в погоне за ночными удовольствиями, одержимый всем этим настолько, что почти забыл своих первых учителей и наставников. С чувством жгучего стыда Миша вспомнил, что долгое время не то что не целовал свою мезузу, но даже забывал взглянуть на нее.
Он прошел еще немного в глубь кладбища. Снова остановился. Склонил голову. Глаза наполнились слезами.
«Дедушка Аркадий, — шептал он, — прости меня. Прости за то, что забыл о вас с бабушкой Марией. Теперь я к вам вернулся. Сейчас мне больше чем когда бы то ни было нужно твое благословение. И твоя помощь. Дедушка, кажется, я нашел свою женщину. Ту, единственную. И она должна быть моей».
Глава 23
— Сколько раз я тебе это повторял, Мании!
Миша вскочил на ноги, отшвырнул партитуру. Ноты упали на персидский ковер.
Видя, что Манни не отвечает, он еще больше разъярился:
— Я не буду давать концерты в Москве! Никогда! И нигде в России я не буду выступать.
Он гневно смотрел на своего агента, весь дрожа от ярости.
Саша наблюдал за этой сценой из дальнего угла комнаты, по-видимому, нисколько не встревоженный Мишиной реакцией. Мании вынул идеально чистый носовой платок из заднего кармана брюк, начал нервно протирать очки. Пухлые пальцы двигались с нервозной неловкостью, но он тем не менее все протирал и протирал, вымещая на дорогих очках свое волнение.
— Я… я… просто подумал…
— Что ты подумал?
Прежде чем Манни успел ответить, Миша пронзил его гневным взглядом и снова взорвался:
— Я тебе скажу, что ты подумал. Ничего. Ровным счетом ничего! Ноль! Зеро! — Он начал расхаживать по комнате, направив указующий палец на Манни. — И знаешь почему? Потому что ты вообще не думал! Если бы ты о чем-нибудь думал, ты бы даже не заикнулся о такой возможности. О том, чтобы я играл в России.
Манни смотрел на него, сцепив руки за спиной. Вначале лицо его выражало только стыд, который он и на самом деле испытывал. Однако теперь в нем начал нарастать гнев. Не нравилось ему и то, что Саша молча наблюдает за тем, как его тут разносят. В то же время он сознавал, что должен сделать все возможное, чтобы уговорить своего звездного клиента. И ему надо вести себя крайне осмотрительно с этим основным источником его доходов. Он в сотый раз напомнил себе, что неудачливые пианисты могут очень неплохо кормиться за счет выдающихся музыкантов.
