Сандра Хилл - Люби меня нежно
Он впал бы в депрессию, если бы не одно «но». Пока он ел банановый сандвич с арахисовым маслом, напевая под нос «О, я болен тобой», пока танцевал, гремя цепями и кружа вокруг объекта своей страсти, пока, прикладывая руку к сердцу, провозглашал «Сейчас или никогда», а Питер не в такт подпевал ему. Синтия вела себя так же нелепо.
Она изображала из себя секс-бомбу: встряхивая копной клубничных волос, она бросала на него призывные взгляды и извивалась в танце, словно профессиональная стриптизерша, хоть сейчас готовая к съемкам в «Да здравствует Лас-Вегас».
Ему посчастливилось увидеть ее во всей красе («О благодарю вас, святые небеса!»), когда она в облегающем платье Рут выделывала такие па, что у принца захватывало дух. Когда же он заметил, что она в любом случае без куска хлеба не останется (в том смысле, что всегда может переквалифицироваться в танцовщицу стриптиза, если вдруг потеряет работу брокера на Уолл-стрит), она почему-то обиделась.
У П. Т. появилось несколько идей для рекламной кампании: он решил, что для красных туфель на тонких шпильках надо предложить именно такое платье. Идеальным вариантом, конечно, было бы оставить одни только туфельки. Хм-м. Одно он знал точно: рекламировать эту модель туфель должна модель с точно таким цветом волос, как у Синтии.
Он посмотрел на кровать, на которой, свернувшись, как котенок, лежала Синтия, и решил поделиться с ней своими наблюдениями.
– Ты знаешь, что бы на тебе идеально смотрелось?
Она как раз пробуждалась ото сна. Они много спали между «колдовскими актами». Чем они заполняли свободное время? Смотрели «Золушку» или очередной фильм с Элвисом, читали «Нью-Йорк таймс», принимали ванну и в двадцатый раз перелистывали журналы Рут (статья, в которой утверждалось, что частые занятия сексом способствуют здоровью кожи, показалась им очень интересной).
Конечно, они могли заняться еще кое-чем, и принц не замедлил предложить это Синтии, но она ответила отказом, причем в самых грубых выражениях. Ну что за женщина?!
– Что ты сказал? – сонным голосом отозвалась она, вставая и потягиваясь.
– Что? – поглощенный открывшимся зрелищем, он на мгновение растерялся.
Синтия была воплощением хищной чувственности. Как бы ему хотелось назвать ее своим котенком! Акулы, оказывается, тоже могут быть изящными.
– О да, я вспомнил. Я хотел спросить: знаешь, что на тебе будет хорошо смотреться?
– А ты знаешь? – переспросила она, заметив его повышенный интерес к своей персоне.
Эта женщина была невозможна: она умела поставить его на место одним взглядом, одним словом. Он знал, как излечить ее от злословия, и с удовольствием приступил бы к ее перевоспитанию прямо сейчас.
– Знаю, знаю, – лениво улыбнувшись, протянул он. Он знал, как на нее действует его улыбка, поэтому не преминул этим воспользоваться. Он просто превратился в вечно улыбающегося принца.
– Я хотел сказать, что на тебе великолепно смотрелись бы красные туфли на шпильках. Мы запустили их в производство в этом году. «Милая капризница». С твоими ногами сенсация обеспечена!
Он заметил, что она с негодованием уставилась на него, и остановил ее взмахом руки.
– Прошу тебя, не надо кормить меня феминистическими идеями. Я не хотел тебя унизить. Это комплимент, обычный комплимент, как было принято в старые времена.
– Ну что же, тогда мне остается только поблагодарить тебя, – неуверенно отозвалась она.
Он взглянул на нее из-за карточного стола, за которым сидел вот уже битый час, занятый разгадыванием кроссворда (между прочим, он разгадал целых два слова!).
– О, чудесно, теперь ты плачешь! – обвинительным тоном произнес он.
Он бы выдержал ругательства и оскорбления, потому что это «гармонично» вписывалось в ее жесткий характер, но чтобы спокойно принимать ее рыдания… Нет, об этом не могло быть и речи.
– Я не плачу. Я никогда не плачу.
По ее розовой щечке скатилась предательская слеза. Принц встал из-за стола и направился к кровати. Присев рядом с Синтией, он взбил подушки и обнял прекрасную пленницу за плечи. Она не оттолкнула его, и он понял, что она устала от борьбы.
– Все мы иногда плачем, – сказал он.
– И ты?
Он попытался вспомнить, когда плакал в последний раз. И вдруг вспомнил: семнадцать лет назад, в больнице у постели матери. Он опешил. Неужели прошло семнадцать лет? Неужели он сумел так надолго заморозить свои чувства?
– И ты тоже? – настойчиво повторила она, немного наклонившись к нему.
– Совсем редко, – признался он. – Но я тебя понимаю. После всего пережитого ты имеешь право немного всплакнуть.
Она кивнула.
– Ты тоже прошел через множество испытаний.
Вдруг она коснулась его длинных ресниц и спросила:
– У твоей матери тоже были такие длинные ресницы?
Он чувствовал, что теряет самообладание. Неужели они снова могут читать мысли друг друга? Нет, возврата к пройденным «актам» не было.
– Да, – ответил он сдавленным голосом. – У нее были очень выразительные глаза. Она никогда не пользовалась ни тушью, ни подводкой, как другие леди, потому что с ее внешностью это был бы явный перебор. У нее были очень большие глаза, обрамленные длинными густыми ресницами, а цвет… – Он замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.
– Они были цвета летней полночи.
Он бросил на Синтию удивленный взгляд.
– Как твои.
У него запершило в горле. Он закрыл глаза, боясь, что и в самом деле расплачется.
Она воспользовалась этим, чтобы провести по его ресницам.
– Ты не возражаешь?
Он покачал головой. Проводя кончиками пальцев по его лицу и волосам, она ласкала его так изысканно, как никто и никогда прежде.
– Они кажутся мягкими, как шелк, – пробормотала она.
– Это хорошо?
– Это очень хорошо.
Его эмоциональный порыв немного утих, и он снова нашел в себе силы хитро улыбнуться:
– А что еще тебе нравится во мне?
Она насмешливо хмыкнула, заметив, как откровенно он напрашивается на комплименты.
Он лег на спину и увлек Синтию за собой, так что она оказалась над ним. Затем сложил руки за головой и снова закрыл глаза, желая продлить момент очарования.
– У тебя прямой нос.
Она провела кончиком пальца от переносицы к верхней губе принца.
– Прямой не обязательно красивый. Сирано тоже был обладателем прямого носа.
– А еще Буратино.
– Ты хочешь сказать, что у меня слишком большой нос? Или слишком длинный?
«Или ты хочешь назвать меня лжецом?»
– У тебя отличный нос, Феррама, – заверила она его, легонько щелкнув его по кончику носа. – Вот уши у тебя могли бы быть и поменьше.
– Да? – чуть-чуть приоткрыв глаза и заметив, как близко она наклонилась к нему, переспросил Феррама.
