Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)
Нашли. Нашли, черт побери все на свете! Нашли!
– Да, Леку, – Маринина рука, вцепившаяся в Женину, дрожала как осиновый лист на ветру, – вы ее знаете?
– Кто ж ее не знает, – индифирентно заметил голос, – только почему вы ее тут ищете? Она у нас давно лежала, уж несколько лет как.
– Понимаете, – включилась в разговор Женя, – мы подумали, что она может сюда приходить, ну, по старой памяти…
– По старой памяти, девочки, на кладбище ходят, а не в больницу. Чего ей тут делать-то?
– На кладбище мы были… – Начала Марина, но Женя перебила:
– Понимаете, когда Саша умерла, это сильно на нее подействовало. И мы подумали – может быть, она ходит на могилку. Но саму могилу найти не смогли. Может быть, у вас сохранились записи, где ее похоронили?
За бумагами раздалось шебуршание, несколько папок упало на пол, и на свет божий появилась маленькая – метр с кепкой, не больше – девушка в белом халате и чепчике. Она посмотрела сначала на Женю, потом на Марину, шмыгнула носом и задала самый неожиданный вопрос, который только можно было себе представить в этой ситуации:
– Какая еще Саша?
Женя почувствовала, как у нее вскипает в голове что-то, путая и без того бессвязные мысли.
– Ну Саша. Александра. Женщина, которая лежала здесь одновременно с Лекой, у нее был рак, и они очень дружили. А потом она умерла, и…
– Вы чего, женщина? – Перебила малышка, покачивая чепчиком. – Лека тут вообще ни с кем не общалась. Какая еще Саша?
У Жени закружилась голова. Что за черт? Что за черт побери? Что за хрень, в конце концов, тут происходит?
Она сопротивлялась, но Марина все равно за руку вытащила ее из кабинета.
– Жень, пошли, Жень, – приговаривала она, спускаясь по лестнице, – пошли на улицу.
– Да какая улица? – Бормотала ничего не понимающая Женька. – Что за хрень происходит? Что она несет? Как это она ни с кем не общалась? Куда ты меня ведешь, мы же не распросили толком!
Но Марина не слушалась – силком вытолкала Женю на улицу, прижала к стене, и срывающимся от волнения голосом, сказала:
– Я все поняла, Жень. Я все поняла.
– Да что ты поняла? – Сорвалась на крик. – Что?
Правда – страшная, ужасная, дикая, уже стучалась в краешек ее сознания, но она не могла, не хотела ее впускать.
На глазах Марины выступили слезы. Она до крови впилась ногтями в Женину руку.
– Не было никакой Саши, – сказала, – понимаешь? Не было.
И распахнулась дверь, и правда потоком хлынула внутрь.
Женю откинуло назад, к небрежно оштукатуренной кирпичной стене. Она прижалась к ней спиной, задышала тяжело и часто, а в голове, перед глазами, в глубине зрачков закрутились, связываясь в единое целое, картинки и события.
Значит, не было. Не было Саши, больной раком. Не было долгих бесед о смысле жизни. Не было великой Ленкиной любви. Но как же так? Как?
– Она была здесь совсем одна, – с ужасом прошептала Марина, и мозаика сложилась окончательно.
Это все она. Она – ее маленькое чудовище, маленькая глупая Ленка. Глупая и запутавшаяся, не сумевшая полюбить себя целиком и потому выделившая часть себя в другого, другого, другого человека – такого, какого она смогла бы полюбить. Отдавшая этому человеку все самое хорошее, что было в ней самой, и чего она не могла в себе принять – верность, веру, преданность, сочувствие, понимание…
– Боже мой… – шептало где-то рядом. – Боже мой…
Маленькая одинокая Ленка – совсем одна в этом суровом мире, не умеющая просить о помощи, выдумала себе друга. Выдумала себе того, кто принял ее целиком и полностью, кто поддерживал и помогал среди долгих месяцев борьбы…
Женя едва успела отвернуться и наклонить голову. Ее рвало – спазмами, судорожными толчками.
Это у Ленки был рак. Это ОНА лежала здесь, совсем одна, совсем одна ходила среди тополей и искала смысл. Смысл, который позволил бы ей захотеть жить дальше, захотеть бороться.
И она нашла его – сильное, сильное и сумасшедшее чудовище. С какими муками родился в ней этот смысл, и как много пришлось заплатить, чтобы он появился на свет. Умертвив образ, умертвив Сашу, она похоронила все самое хорошее, что в ней было, для того, чтобы возглавить крестовый поход памяти этому хорошему.
Боже мой…
Теперь она рыдала. Сжалась в комок, отталкивая Маринины руки, и не давая ей приблизиться.
Леночка, Леночка… Ленка…
И никого из них не было рядом. Через весь этот ад она проходила сама. А они? Что они? Кивали головами, рассказывали ей, как надо жить, как правильно поступать и как обращаться с людьми. Покачивая умными головами, поблескивая умными глазами, порицали, наказывали, давали направление.
И, черт возьми, никого из них не было с ней рядом!
Она задыхалась от боли, разрывающей изнутри. Она видела Леку, лежащую одну в палате – кривящуюся от боли, вычесывающую выпадающие волосы, морщащуюся от яркого света в окно, которое некому, некому зашторить!
Она видела Леку, в одиночестве бродящую среди деревьев, бормочущую что-то себе под нос, вырезающую символы на скамейках, едва передвигающую ноги.
– Кто я? Ты лучше всех можешь ответить на этот вопрос. Кто я? Зачем я живу?
Она видела Леку, рыдающую от непонимания и невозможности, разговаривающую с собой, с деревьями, с небом – потому что, черт бы побрал все на свете, больше было не с кем!
И боль – ударами в виски, и чувство вины набатом. Леночка, Леночка, Леночка…
– Мне боль застилает глаза! Ты что, не понимаешь? Мне хочется орать, скрежетать зубами и кого-нибудь убить! Прямо сейчас! Я готова отнять жизнь у другого человека, чтобы спасти твою! Я готова отдать свою жизнь ради того, чтобы ты жила!
Она видела Леку, отчаявшуюся. День за днем убивающую в себе все хорошее, что только можно было там найти. Добро, свет – к черту. К дьяволу. Пусть провалится сквозь землю. Растворится.
Иначе, если это останется, если не уйдет… Зачем тогда ей будет жить?
Леночка моя…
Она видела, как Лека выдирала это из себя с кровью, с криками, ведь это непросто – взять и уничтожить то, из чего ты состоишь, что отрицаешь, но в глубине души без чего не можешь жить.
Леночка…
Я хочу всего лишь сказать, что я люблю тебя! Я буду тебя ждать. Ждать столько, сколько понадобится. И я объясню всем этим людям, где истина! Они увидят, поймут, слышишь? Я сделаю то, чего не смогла сделать ты. Я изменю этот мир! Я покажу им правду! И к черту истину, к черту ложки, я объясню так, что они поверят!
Моя Леночка…
Женя не помнила потом, сколько еще лежала вот так – скрючившись у стены больницы. Не помнила, как везла ее Марина в гостиницу, как приходил врач, как ее снова рвало, и как лились безостановочно из глаз слезы.
