Влюбляться нам нельзя - Кира Фарди
– Евгения Михайловна, я не допущу этого.
– Чего? Да и что ты можешь сделать, Поля?
– Я смогу! Вот увидите! Я Сашку не оставлю, тоже не пойду на экзамены.
– Спятила, девчонка! – Евгения Михайловна вскакивает. – Даже не смей о таком думать! Уходи!
– Нет, вы не поняли! Я поговорю с папой о переносе ЕГЭ на июль. Так можно. К этому времени Сашка оправится, я ему помогу подготовиться. И буду с ним рядом.
С этой мыслью и уверенностью в принятом решении сразу еду домой.
– Полина, ты на экзамен завтра какую блузку наденешь?
Мама стоит с плечиками в руках и разглядывает мои наряды.
– Я на ЕГЭ не пойду.
– Что? – у мамы глаза округляются одновременно со ртом и становятся похожи на две буквы «о». – Отец, ты слышал, что она говорит?
– Мама, я приняла решение.
– Полина, ты же свою судьбу рушишь! – из кабинета показывается папа. – Этот вопрос не обсуждается.
Он мрачнее тучи, так и кажется, что сейчас прогремит гром и засверкают молнии.
– Папа, я не пойду.
Я упрямо сжимаю кулаки…
Любимые родители в одно мгновение становятся врагами. И не потому, что я строптивая и неблагодарная. Нет, они просто не понимают меня. Совсем! Будто никогда сами не были молодыми.
«Бесит! Как же бесит! Стыдно за них! Дура, зачем сказала? – смотрю на них и ругаю себя последними словами. – Не пришла бы завтра на экзамен, и все».
Я пытаюсь бочком прорваться к себе в комнату, но родители загораживают дорогу.
– Я тебе не позволю одиннадцать лет учебы спустить в унитаз! – уже кричит папка. – Если бы я знал, к чему приведет ваша дружба, на порог бы не пустил Макарова!
Он не похож на себя, зациклился на этом унитазе. Все неприятности принимал стойко и разрешал, не дрогнув бровью, а сейчас просто сошел с ума.
И я меняю тактику, хотя трясусь от страха, от злости и ледяного холода, который разливается в груди. Впервые смею перечить своим близким.
– Пап, не кричи, не пугай соседей.
– Чт-о-о-о? Ты на отца? Как смеешь?
Папа вдруг замахивается журналом, который держит в руке,
– Нет, Ваня! Нет! Поля…
Мама бросается между нами. Но я упрямо выглядываю из-за ее плеча:
– Пап, есть выход. Послушай…
– Выходы она предлагает, как же!
Отец швыряет журнал на стол, тот падает мимо и прямо на напольную вазу, роняет ее. Мы с мамой подпрыгиваем от грохота и звона разбитого стекла. Крохотный осколок впивается мне в руку, но плевать, боли даже не чувствую.
– Я сдам ЕГЭ, клянусь! – вскидываю, как пионер, ребро ладони ко лбу. – Клянусь!
– Отлично! За ум взялась?
– Сдам… – оглядываюсь и отступаю. – Во второй срок. Вместе с Сашкой.
Говорю и несусь в кухню, закрываю дверь и прижимаю ее спиной. Глупый, детский поступок, но ничего не соображаю, меня просто трясет от ужаса. В квартире на миг устанавливается тишина. Слышу только грохот, вскрик мамы, перепалку родителей.
Стою, прижав салфетку к ранке, и уговариваю себя: «Нужно подождать. Чуть-чуть. Папка успокоится».
От стука в дверь чуть не падаю. Как жаль, что я не птица, вылететь в окно не получится.
– Поля, выходи, – глухо просит папа. – Поговорим.
– Боюсь.
– Дочь, не дури. Разве я тебя хотя бы когда-нибудь… Прости…
Я открываю дверь и несмело выглядываю.
– Ваня, подумай, может, Полюшка права? – тихо спрашивает мама. – Ну, какая разница, когда она сдаст экзамены: в мае или июле. Зачисление в вуз все равно начинается в августе.
– Вы обе с головой не дружите? – папка смотрит на нас, но уже не таким злым взглядом, как несколько минут назад. – У Александра будет справка о травме для переноса ЕГЭ, а у нашей звезды что? На каком основании она не придет на государственный экзамен? Из-за бабской прихоти? База данных составлена, обратной дороги нет.
Я бросаюсь к нему, беру под руку, заглядываю в глаза.
– Папа, бывают же всякие форс-мажоры! Мы люди, можем решить, договориться.
– Как? У тебя кровь…
– А, пустяки! – прикладываю салфетку к коже. – Папочка, ты же директор школы, у тебя связи в министерстве и во всех комиссиях. Неужели ты не можешь перенести фамилию единственной дочери на добавочный срок?
– Ваня, подумай. Поля права. В твоих руках судьба детей.
– Судьба! Да-да, судьба! А где они были раньше, когда создавали такую кучу проблем?
– Пап, мы же не знали, что в лодке пробоина.
– А когда узнали, почему не поплыли обратно?
Хороший вопрос. Я вспоминаю, как Сашка хотел вернуться к причалу, а я настояла на сплаве, и слезы опять закипают в глазах, а губы начинают дрожать.
– Пап, я прошу тебя… умоляю… я буду чувствовать себя предателем, если завтра пойду на экзамен. Ты же не так меня воспитывал, вспомни!
Я открыто уже манипулирую чувствами родителей и прекрасно понимаю это. Но цель так близка, так осязаема, что не хочется выпускать ее из рук.
– Я попробую. Но, – он поднимает палец. – Не обещаю! И с Мариной Николаевной договаривайся сама!
Наутро я иду на ватных ногах в школу. Как представлю, что на меня все навалятся с вопросами, так дурно становится.
В арке от стены отделяется тень – Кристина.
– Что, коза, допрыгалась? – дергается она ко мне с поднятой для удара рукой.
Но я смотрю ей прямо в глаза, эта пацанка уже не пугает, страх и без нее живет внутри, выедает по капле все внутренности.
– Не начинай! Знаешь, как мне плохо? – подбородок дрожит. – Сашка там… я здесь… весь мир против… еще и ты…
И она вдруг опускает руку и всхлипывает.
– А обо мне ты подумала? Я же Саньку… я за него… горло любому перегрызу…
Кристина, размазывая черный мейкап по лицу, начинает плакать.
– Эй, ты чего! – трогаю ее за плечо, а сама держусь из последних сил. – Сашка жив, а это главное.
– К-как он там? – уже по-деловому спрашивает Крис.
Она шмыгает носом, вытирает его рукавом. Мы вместе идем к школе, я в который раз за эти дни рассказываю о сплаве. Крис шагает, сжав кулаки, и пинает все, что попадается под ногу.
– Это тот Козел виноват! – вдруг выпаливает она.
– Влад? Нет, что ты! Не может быть! Он же на глазах все время был.
На глазах…
В мозгу проносится мысль, но не успеваю ее ухватить, как кто-то бьет меня по плечу:
– Заречная, как Санек?
Я оглядываюсь: Кристины нет, зато у крыльца выстроились полукругом одноклассники.
– Операцию перенес хорошо, восстанавливается.
– Класс!
– А как он теперь с ЕГЭ? – сокрушается Светка.
– Сдаст в добавочный срок, – успокаивает ее
