Королевы и изгои - Алена Игоревна Филипенко
– Но как можно устоять после фразы: «Я никому не позволю тебя обидеть»? – не мог успокоиться Женя. – Это просто нереально!
– Ты удивишься, но можно. Итак: больше никаких попыток меня поцеловать, куда-то повалить, вообще лишний раз тронуть и… Не только, – отрезала я. – Также никаких этих самых разговорчиков. А я обещаю не пускать в ход зубы.
Он подозрительно посмотрел на меня:
– Мы что, теперь друзья?
– Нет, не друзья, – поспешила я расставить все точки.
– Но ты хотя бы веришь, что это не я стравливал классы?
– Теперь верю, – вздохнула я. – И нам с тобой предстоит найти виновного. Так что мы… союзники. – Я нашла подходящее слово и протянула Жене руку.
Он с опаской пожал ее, будто в моей ладони скрывался ряд акульих зубов. Отлично, может, он не будет так нагло меня соблазнять. Хорошо бы и самой не давать поводов. Никаких штормов. Только штиль.
Женя постелил мне на кровати, а сам лег на пол, на матрас. Для сна он дал мне свою футболку, которая сидела на мне как платье. Было странно засыпать в Жениной постели… Я уткнулась лицом в подушку и глубоко вдохнула его запах, слабый, но приятный. Древесный запах, влажный лес, а может, поле после дождя, окутанное туманом. Глубокий, чувственный запах. Как ни крути… этот запах был родным и вызывал теплые чувства. Возвращал во времена, когда все было в порядке.
Женя тихонько заворочался на полу. Тоже не мог заснуть. Может, поговорить с ним? Но о чем? О том, что происходило между классами, говорить не хотелось, было ужасно тяжело. А о нас с ним… Зачем? Он все усложнит. Между нами и так все непросто. Мы не должны забывать, что теперь мы – союзники. И посмотрим, что будет дальше.
Экран моего телефона загорелся: звонил Север. Я не отодвинула свой телефон подальше, а продолжила смотреть в экран. Звонок все шел и шел… Где сейчас Север? У себя дома, в комнате? Мучается без сна в тревоге за меня? Почему-то эта мысль заставила сердце беспокойно колотиться. Но я одернула себя. Нет, конечно, нет. Север – бесчувственная глыба льда, он не может ни за кого тревожиться.
Наконец звонок кончился. Я нажала на иконку звонков и увидела, что от Севера было двести тридцать пять пропущенных звонков. Я прижала телефон к губам. Почувствовала, как в животе что-то сжимается, а затем по телу пробежала волнительная и приятная дрожь. Разве тот, кто о тебе совсем не тревожится, будет звонить тебе двести тридцать пять раз?
* * *
Утром мы проспали. Мы собрались встать в семь, чтобы я успела сгонять домой, переодеться и собрать сумку, но не услышали будильник и поднялись в 7:40. Уроки начинались в 8:30, я уже никуда не успевала. Еле умещаясь в узкой ванной, мы вдвоем стояли над раковиной с зубными щетками – хорошо, что у Жени нашлась новая запасная. Он шутливо толкнул меня бедром, я в ответ толкнула его. Как же это все было странно – чистить зубы в его ванной, стоя в его футболке… Потом мы быстро позавтракали бутербродами, выпили кофе. Ох, ну почему мы проспали? Это оказалось даже приятно – делить утро с Женей, не хотелось никуда спешить.
Меня совсем не мучила вина за то, что вчера я чуть не отгрызла Жене нос. Зато я ужасно стыдилась из-за поцелуя и слов, что у Жени это хорошо получается. Женя не возвращался к теме, но от этого становилось еще сильнее не по себе. Если бы он шутил и подкалывал меня, я бы поняла, что все, что между нами произошло, для него ерунда. Но он просто делал вид, будто ничего не было, а значит, возможно, отнесся к этому серьезно. Но что вообще это было? Почему я его поцеловала, отчего так кружилась голова? Пыталась ли я сблизиться с ним? Или мне просто отчаянно хотелось спрятаться от своих бед? Я ведь натерпелась страху… Все было слишком сложно. Может, я просто цеплялась за старые чувства и пыталась их оживить? А он еще и спас меня…
Наверное, мне стоило первой заговорить о случившемся, но стыд мешал. Если я скажу Жене, что поцеловала его просто потому, что моя психика дала сбой, и ничего это не значит, я могу сильно обидеть его. Этого мне не хотелось, поэтому я молчала.
Из одежды у меня было то, в чем я ушла вчера со спектакля, – сарафан Элли и белая рубашка под ним. Женя дал мне свой рюкзак и несколько пустых тетрадей. Я попросила его одолжить мне одежду. И вот мы оделись и посмотрели в зеркало на свои отражения. Я была в черном кардигане и Жениных черных джинсах (он выдал мне самые короткие, но мне все равно пришлось их сильно подвернуть), Женя – в белой рубашке. Я вздохнула. И когда уже это кончится? На скуле ближе к уху багровел синяк. Это место даже слегка припухло. Также из видных мест синяк был на предплечье и шее.
Женя заметил, как я изучаю себя. В его глазах мелькнула вспышка боли.
– Странный вопрос, но… у тебя есть тональный крем? – спросила я.
– Конечно! – усмехнулся он в отражении. – Какой оттенок тебе нужен? Слоновая кость, светлый беж или холодно-розовый? Хотя можешь не отвечать… – Он повернулся ко мне, осторожно провел пальцем по щеке и уверенно сказал: – Холодный розовый.
Я слегка отстранилась, отвоевывая обратно свое личное пространство. Женя тут же убрал руку:
– Извини. А вообще пойду посмотрю, что там есть у бабушки.
Женя принес мне тональный крем. Оттенок был теплее того, что мне подходил, но с учетом, что выбора не было, идеально. Я замазала все синяки, что были на виду. Сделала пробор набок, чтобы закрыть припухшую щеку. Рядом с Женей мне не было страшно, но на подходе к школе внутри стала зарождаться тревога. Ведь там я увижу бэшек. Они так и не привели приговор в исполнение, моя казнь отменилась… или просто отсрочилась на какое-то время?
Мы подошли к школьным воротам. Там стояли Панферов и его армия. Я пересеклась с Севером взглядом. На мгновение в его глазах появилась боль. Боль огромной силы, будто я растоптала его. Но затем он закрылся от меня, лицо приобрело обычное напряженно-равнодушное выражение. Север отошел от компании и направился ко мне. Они с Женей недобро покосились друг на друга. Я посмотрела на Женю. Он все понял и, кивнув мне, как показалось, слегка расстроенно, ушел вперед. Я осталась с Севером. Он без приветствия накинулся на меня:
– Где ты была вчера?
