Сердце Гудвина - Ида Мартин
– До этого был слеп, а теперь вдруг прозрел?
– До этого я боялся поверить, что ты не играешь со мной, как с остальными.
Я смотрела ему прямо в глаза. У меня накопилась тысяча вопросов к нему, к Гудвину, к этой запутанной ситуации, в которую он меня втянул, однако говорить о сложном, когда мы находились так близко друг к другу, казалось противоестественным.
– Та-дам! – с бокалом шампанского в каждой руке на кухне появился Степа.
Один бокал он отдал Тиму, другой протянул мне.
Я собиралась отказаться, но Степа, переложив тюльпаны в раковину, заставил меня его взять.
– Ты что, не понимаешь, какой сегодня день? – Он уже был довольно нетрезв. – Думаешь, мы празднуем последний звонок? А вот и нет! Этот день войдет в историю как день независимости и освобождения. День избавления от одиннадцатилетнего рабства! Пей, Алиска, и не думай ни о чем! Почувствуй себя свободным человеком.
Тим поднял бокал, предлагая мне чокнуться с ним, и я, глубоко вдохнув, ответила на этот призыв. Шампанское было прохладное, сладкое, необычайно вкусное.
– Хотите загадку? – Степа плюхнулся на табуретку. – Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно. Что это?
Тим поморщился.
– Степ, это загадка из детского сада, а ты вроде уже школу окончил.
– А Чижик не знал, что это качели, – оправдываясь, хихикнул тот. – Хотите еще одну?
– Мы вообще-то разговаривали, – сказал Тим.
– И чего?
– Выйди, пожалуйста.
– Вот еще, – Степа картинно развалился на табуретке и вытянул ноги. – Что ты смотришь на меня? Раздевайся, я твоя! Это тоже загадка.
– Все ясно, – отвернувшись от него, Тим взял меня за руку. – Пойдем отсюда!
– Это кровать! – крикнул нам вслед Росс.
В комнате, куда Тим меня привел, свет не горел, но включать его он не стал. Подвел к кровати и усадил. Должно быть, он здесь уже не первый раз.
– Ты же не против, если посидим в темноте? Так проще говорить.
Я была не против. Коварное шампанское уже запустило в моей крови реакцию «Люблю всех».
– Не знаю, зачем я написал! – Тим присел передо мной на корточки и облокотился о мои покрытые юбкой колени. – Наверное, просто устал держать все в себе. Чувства к тебе перекликались во мне с чувством вины по отношению к Кате. Я ведь влюбился в тебя сразу, как только попал в эту школу. Тогда Катя была еще жива, и я очень боялся, что она это поймет, поэтому запретил себе вообще смотреть в твою сторону. Но, как выяснилось, сердцем в отличие от разума управлять невозможно. Сколько раз я пытался закрыть его от тебя, запереть, облачить в броню, а после смерти Кати и вовсе заморозить. Но тогда оно, не выдержав напряжения, попросту раскололось на куски – так и появился Гудвин, ведь он был не совсем мной. Гудвин мог говорить о своей любви без стыда, бэкграунда или раскаяния. Гудвину не обязательно было принимать решения или совершать какие-либо шаги. Он – чистая концентрация желания и нереализованных чувств. Всякий раз, когда мне становилось невыносимо тошно, я писал тебе и, если ты мне отвечала, испытывал невообразимое облегчение просто от того, что могу общаться с тобой напрямую.
В коридоре хлопнула дверь. Послышался голос Матвея.
Горячая ладонь Рощина медленно поползла по моему бедру наверх и остановилась под юбкой.
– Ты сказала, что ты не тот человек, который станет меня лечить. Но Гудвину это и не нужно. Он отлично знает, что хочет, и ему не в чем себя упрекнуть. Просто сейчас, когда мы перестанем разговаривать, с тобой будет он, понимаешь?
Вторая рука его также переместилась на мое голое бедро под юбкой и резким рывком он притянул меня к себе. От поцелуя закружилась голова.
– Подожди, – прошептала я, едва Тим оторвался от моих губ, но он будто не слышал, задыхаясь от возбуждения, подцепил пальцами с двух сторон мои трусы и потянул вниз.
– Не нужно. – Я попыталась его оттолкнуть, но тщетно.
Грудь, плечи, руки Рощина от напряжения стали будто каменными, и мое жалкое сопротивление распалило его еще сильнее.
Подавшись вперед всем телом, он опрокинул меня на кровать, придавил собой и, впившись горячим засосом в шею, подсунул одну руку под поясницу, а другой принялся мять грудь.
– Стой! – не выдержав, взвизгнула я ему на ухо.
– Но почему? – прохрипел он, но притормозил.
Изловчившись, я выбралась из-под него, молниеносно вскочила на ноги и, поправив трусы и юбку, кинулась к двери.
– Почему нет? – с недоумением повторил Тим. – Я же видел, что ты хочешь.
Перед тем как открыть дверь, я на секунду замерла.
– А кто тебе сказал, что я хочу Гудвина?
Глава 31
Тим выскочил за мной на кухню.
– Алиса, прости. Все не так.
Мой телефон лежал на столе там, где я его и оставила, рядом стояла открытая бутылка шампанского, тюльпаны заполняли всю раковину и умопомрачительно пахли свежей зеленью. Из дальней комнаты доносились громкие голоса парней.
– Я домой.
– Это не обязательно. Я поторопился. Извини.
– Наоборот. Ты опоздал! – Схватив бутылку, я глотнула из горлышка. – Я ухожу.
– Ну куда ты пойдешь одна? Обожди, я предупрежу Матвея и провожу тебя.
Рощин исчез в коридоре.
Когда все по-настоящему, точно знаешь, кто тебе нравится и как. История про Гудвина меня, конечно, тронула, однако ее оказалось недостаточно, как и тех чувств, которые Тим во мне пробуждал. Он вполне подходил для поцелуев в парке, но, пожалуй, на этом все. И провожать ему меня не стоило, потому что я должна буду что-то объяснять, а как – я не знала.
Тихонько отперев замок входной двери, я выскользнула на лестничную клетку и побежала по ступенькам вниз. Пока спускалась, набрала Мартова, но его телефон по-прежнему не отвечал. Зато Ершов был онлайн.
«Ты дома?» – написала я ему, остановившись в пролете между первым и вторым этажом. «Допустим», – ответил он сразу же. «Можешь прийти за мной к Матвею?» – «Нет». – «Тогда я сама к тебе сейчас приду». – «Не понял». – «А что тут непонятного? Приду, и все». – «Вообще-то я живу не один». – «Но спуститься к подъезду ты хоть сможешь?» – «Ты совсем с головой поссорилась, Серова?» – «Да». «Жди».
Я поняла, какая я идиотка, только когда, крепко зажав в руке телефон, бежала по длинному подземному переходу, а с противоположной стороны появились двое неприятного вида мужчин в спортивных костюмах. Они громко переговаривались и очевидно были пьяны.
Ситуация хуже не придумаешь. Девочка в школьном платье и белых гольфах совершенно одна в час ночи в пустом переходе. Сердце ухнуло вниз. Мысли заметались. Нужно было совершенно потерять голову, чтобы отправиться гулять по району в такое время. Но от снизошедшего на меня озарения и шампанского, кроме любви, я ни о чем больше думать не могла. Сердце сжималось и норовило выскочить, щеки пылали, в ушах шумело.
Ершов перезвонил через пять минут после того, как я, покинув квартиру Матвея, уже бежала к шоссе.
– Ты серьезно собралась ко мне? – Голос был тихий, но встревоженный.
– Ага, – шумно переводя дыхание, выдохнула я, – минут через семь буду.
– Что-то случилось?
– Да.
– Не пугай меня.
– Просто жди!
Мужики приближались. Признаков явной агрессии они не проявляли и смотрели на меня скорее удивленно. Я замедлила шаг.
– Привет, девочка, – бросил один из них.
– Какая куколка, – подхватил второй. – Куда спешишь?
Сделав суровое лицо, я посмотрела на них исподлобья.
– Идем с нами! – Первый двинулся на меня. – Мы угостим тебя мороженым.
У него было серое одутловатое лицо и узенькие глазки.
– Слесарь принес домой четыре задвижки, плотник – три рубанка, а электрик – шестнадцать лампочек, – произнесла я замогильным голосом, – сколько у них получилось вместе?
– Что? – Мужик растерялся.
– Ты заблудилась? – поинтересовался его приятель, – тощий дерганый тип с сальными волосами.
– Вместе у них шесть лет строгого режима! – не сводя с них глаз, отрезала я так же отрешенно.
– Она, похоже, больная! – Первый мужик напряженно вглядывался в меня.
– С тобой разговаривает мир, – сообщила я. – Уродство появляется, только если есть прекрасное. Ненависти без любви не существует, а добро порождает зло.
Мы поравнялись, и я прижалась к стене. Сворачивая на меня головы, мужики медленно прошли мимо.
– Будьте бдительны! – для пущей убедительности добавила я.
Шлейф перегара, тянувшийся за ними, заполнил весь переход. И я вылетела из перехода с одной лишь мыслью – отдышаться, но возникшая на лестнице темная
