Наталья Миронова - Синдром Настасьи Филипповны
Она молча кивнула.
Они стояли, слегка соприкасаясь телами, но она старалась не смотреть вниз: ей все-таки было немного страшно. Как у всех рыжих, у него была очень белая кожа, и она вдруг поняла, что ей это нравится. Он был худой, но мускулистый. Не гора мышц, но все-таки в нем чувствовалась сила. Она положила руку ему на плечо, покрытое бледными, полупрозрачными веснушками, и сравнила. Золотистое на белом: очень красиво. Она провела пальцами по этому сильному белому плечу и замерла, раздумывая, что бы еще предпринять. На груди у него курчавились золотистые кудряшки. Она попробовала их на ощупь. Они были жесткие, упругие и слегка кололись, но не больно. Она зарылась в них пальцами, стала играть с ними и впервые за все это время улыбнулась.
Даня тоже стал гладить ее золотистую кожу — на плечах, на спине. Они изучали друг друга, как Адам и Ева — дети, только что вкусившие яблока и еще не знающие, что им делать дальше. Но природа взяла свое. Он мягко толкнул ее к постели.
Они легли, обнялись, но ей все еще было страшно, что там, внизу. Он это почувствовал.
— Ты не должна меня бояться, — сказал Даня. — Мы будем делать только то, что ты хочешь.
Ее скорпионья натура не могла не прорваться.
— А если я не захочу?
— Если ты не захочешь, — ответил он совершенно серьезно, — я пойду приму холодный душ, и мы попробуем как-нибудь в другой раз.
— Твой дедушка так говорил, — прошептала Юля, и он почувствовал, что она улыбается.
— Дедушка? Когда?
— Тогда… На суде. Не будем об этом.
Он взял ее руку и заставил сжать пальцами свою отвердевшую плоть. Первым ее порывом было отдернуть руку, но он удержал ее, одновременно проводя свободной рукой по волосам, по спине… Постепенно до нее дошло: то, что она держит, ей вовсе не противно. Это было нечто живое, горячее, пульсирующее, но не скользкое и уж тем более не склизкое, а бархатистое, как будто замшевое.
— Мы можем просто полежать, — предложил Даня.
Но Юля выгнулась ему навстречу, ее тело превратилось в хрупкий трепетный мостик желания, и по этому мостику, как ей показалось, мчался поезд.
— Нет, я хочу прямо сейчас, — прошептала она.
Прижимаясь лицом к горячей впадинке между ее шеей и плечом, он видел отчаянно бьющуюся жилку у основания горла.
Тянущая пустота внизу становилась невыносимой, и он заполнил ее. Ему хотелось все сделать не так, хотелось целовать ее всю — медленно, бесконечно, дать ей почувствовать ее драгоценность, но Юля больше не желала ждать ни секунды. Он скользнул в нее осторожно, нежно, чтобы не причинить ей боли, а она сразу стала двигаться. Внутри у нее нарастал гул: поезд стремительно подходил к станции. Этот поезд мчал на всех парах, не тормозя, и пассажиры внутри в ужасе хватались за поручни и друг за друга, стараясь удержаться на ногах. Поезд несся прямо навстречу другому поезду, и столкновение было неизбежно, и все это знали.
Но когда два поезда столкнулись, ничего страшного не случилось. Только тугой узел, стягивавший все у нее внутри, вдруг развязался, словно кто-то дернул за нужный конец каната. И наступило облегчение. Освобождение.
Они долго лежали обнявшись. Она чувствовала, как у нее внутри все наконец-то успокаивается. Он крепко обнимал ее, прижимал к себе, и она цеплялась за него, как потерпевший крушение в море цепляется за обломок мачты.
Они даже вздремнули немного, но, когда она очнулась, наступило неизбежное отчуждение. Юля встала и начала торопливо одеваться.
— Мне надо домой, — бросила она.
— Постой, куда ты? Погоди… Давай хоть чаю выпьем, — растерялся Даня.
Он тоже стал одеваться, но Юля, привыкшая к мгновенным сменам костюмов на показах моды, его опередила.
— Мне надо домой, — повторила она. — И не провожай меня, я сама доберусь.
Даня ничего не мог понять. Это было явное бегство! Она даже старалась не смотреть на него!
— Юля, что случилось? Все же было хорошо! Не убегай. Хочешь домой? Ладно, я тебя отвезу.
Но, что бы он ни делал, становилось только хуже. Она резко повернулась к нему:
— Не ходи за мной. Не надо меня провожать. Мне надо побыть одной.
— Одна поедешь в Беляево? На, возьми машину. Вот ключи.
Это был широкий жест, на миг Юля чуть не дрогнула, но удержалась.
— Нет, я доберусь сама. Ты не волнуйся, все было замечательно. — И она выскользнула за дверь.
С девятого этажа Юля спускалась бегом по лестнице, не дожидаясь лифта. Ей становилось все хуже и хуже, она даже испугалась, что ее опять стошнит, как тогда, в ресторане. К счастью, в сумке у нее осталось еще полбутылочки «Аква минерале», купленной на той роковой бензоколонке. Выбежав из подъезда, она свернула за угол — ей все казалось, что Даня пустится за ней вдогонку, — остановилась и допила воду. Выбросить пустую бутылку было некуда, пришлось запихнуть ее обратно в сумку.
Она шла, куда глаза глядят, не разбирая дороги, чувствуя, что явно куда-то не туда. Сама того не подозревая, свернула в Сивцев Вражек, прошла мимо дома Ямпольского. Это был один из самых красивых московских переулков, но Юля шла, ничего не замечая, лишь бы подальше от Калошина переулка, подальше от Дани. Наконец она сообразила, что надо искать метро, и огляделась. Она здесь раньше никогда не бывала. Но милиционер, к которому она обратилась с вопросом, понес какую-то бодягу, стал спрашивать, местная ли она, потребовал показать паспорт. Юля с отвращением сунула ему паспорт, и он отстал. Дорогу к метро ей указал один из прохожих, наблюдавших, как к ней пристает милиционер.
— Вы, девушка, нашли кого спрашивать! Сами они не местные, сплошь лимита! Вон туда идите, там метро «Кропоткинская». Арочка такая. Вы сразу увидите.
— Спасибо, — поблагодарила Юля.
Она нашла «арочку» метро «Кропоткинская» и только теперь сообразила, что от Калошина переулка к «Смоленской» было гораздо ближе. Впрочем, ей было все равно. Впервые за многие годы она попала в метро, да еще в вечерний час пик. Она сама не знала, как добралась до дому.
Ей не хотелось пугать Эллу, но сил на притворство уже не осталось.
— Мамочка, мне неможется, — еле выговорила Юламей, на ходу срывая с себя вещи, и помчалась под душ.
Через полтора часа Элла вытащила ее из ванной силой.
— Я хочу знать, что произошло. Что ты делала в ванной столько времени?
— Мылась, — ответила Юламей.
— Мылась? Ты на часы посмотри! Даня звонит раз в три минуты.
— Я не хочу с ним разговаривать.
— Это я догадалась, — кивнула Элла. — Могу я узнать, почему?
— Мам, давай не будем. Не хочу, и все.
— Я думала, он твой друг. Нет, я думала, он наш друг. Что произошло?
