Плохой хороший парень - Кэрри Прай
— Единственное, что могу заказать, так это твою ликвидацию, — парировала Виктория, не находя себе места.
Было непривычно видеть встревоженной. Она металась по кабинету так, будто половицы превратились в лаву. Казалось, что мелкий хакер наводил не неё страх. Похоже, что дама в красном платье понимала, на что он был способен. Особенно её смущала самодовольная улыбка, что ни на секунду не сходила с лица парня.
Оставалось надеяться, что у Мая действительно был беспроигрышный план.
— Не думал, что встреча с дочерью так сильно исказит ваше милое личико, мама, — язвил хакер. — Что случилось? Или всему виной моя компания?
— Ты всегда отличался догадливостью, Тимур. Такой ответ тебя устроит?
— Вполне. Я привык к недовольным вздохам окружающих. Подобные намёки меня не ранят, напротив, подогревают желание пощекотать засранцам нервишки.
Я закатила глаза. Его томное вступление раздражало даже меня. Меньше всего мне хотелось быть участницей «любезной» беседы. Душа стремилась выпорхнуть наружу, взять большую дистанцию от жуткого места.
— Ближе к делу, Тимур, — процедила я сквозь зубы.
Парень примирительно выставил ладони.
— Как скажешь, Мурка. Если пицца отменятся, мы уходим.
Виктория подавилась злорадным смешком.
— С чего ты решил, что выйдешь отсюда? Ранее я прощала тебе всякую дерзость, но лимит доброты исчерпан. Приготовься к долгой изоляции.
Теперь рассмеялся Май.
— Прежде чем отнять у меня свободу, убедитесь в её наличии. Каждый оттяпал себе по куску, от неё ничего не осталось, — он посмотрел на меня сквозь чёрную чёлку. — Самый внушительный ломоть достался Юне.
И могло бы моё сердце разбухнуть от избытка эмоций, но только не в данной ситуации. Голова трещала от противоположных чувств.
— Так-так-так, — напевая, Виктория просекла комнату и замерла у окна. — Строишь из себя героя, не желая упасть в глазах девушки? Жалкая попытка. Всем нам известно, кто ты есть на самом деле — мелкий мошенник, что преувеличил свои способности… Никто-отсюда-не выйдет, — выбила она.
Встав из-за стола, Тимур лениво пошагал к Виктории, при этом умудрившись меня ущипнуть. Я обомлела, когда он остановился за спиной женщины и нахально её приобнял, как если бы делил компанию с товарищем.
Они явно были знакомы, но сейчас это не имело никакого значения.
— Если мы говорим о возможностях, то готов заключить пари, — шептал Майский женщине на ухо, однако я улавливала каждое его слово. — Ставлю свою жизнь.
Виктория лишь больше занервничала.
— Ничтожная такса, — фыркнула она.
— Возможно, если ты в выигрыше, ну а если проиграл… — аккуратным движением, он повернул её голову к лесу, — … то и судить не тебе.
Мать помедлила с ответом, отчего подошла к оконной раме и проследила за их взглядами. Сердце на миг замерло. Несколько силуэтом сновали вокруг служебного автомобиля, усеянного играющей сиреной. Не трудно было распознать в тёмных фигурах отца, Кабанова и двух конвоиров.
Теперь мне понятно, кто выкопал подкоп заключённому.
— Ты ведь не думала, что я прыгну в пропасть без парашюта? — продолжал Майский, обходясь с моей матерью так, словно обольщал любовницу. — Отец приехал за свои сокровищем. Не думаю, что он отступит, не увидев невредимую дочь… Так вышло, что терять ему нечего. Он позволил преступнику оказаться на свободе, в отделе уже наверняка поднялась шумиха. Есть ли шанс, что его не станут искать? Что ни одна гончая не возьмётся за след и оставит пропажу нескольких человек без внимания? Сильно в этом сомневаюсь.
Виктория поджала губы, а Майский всё продолжал:
— Ты можешь продолжал вредничать, рассадить нас по темницам и обращаться как с домашними зверками. Уверен, у тебя это выйдет. Амбалы порешают служивых, мигалки канут в океан. Но настанет день, когда охотники доберутся до твоей берлоги и даже Валера не сможет помочь. Придётся буквально убегать от гигантской лупы. Эти всезнайки, они так докучают, знаешь ли, — Тимур освободил её от своих прикосновений и устало проработал шею. — Но у человека всегда должен быть выбор, правда? Ты отпускаешь нас, промышляешь дальше, а мы клянёмся на мизинчиках, что не станем трепаться по чём зря. Как тебе, большая мама?
Виктория не нуждалась в пояснениях Майского, она сделала оценку ещё до его монолога. И судя по выражению её лица, она не намеревалась гнуть свою линию. По крайней мере, по нескольким вопросам.
— Что ж, Юна может вернуться к отцу, — они общались так, будто меня не существовало. — Мне ничего не стоит отпустить дочь. Но, — женщина обратилась к Майскому, — ты по-прежнему моя зверушка. А я не привыкла расставаться с питомцами.
Просто замечательно! Эта стерва взвесила нас и сочла меня за горстку опилок. Я ничего для неё не значила, она дышала только свои делом.
— Он уйдёт со мной, ясно?! — грозная реплика долетела до переговорщиков, но едва ли была серьёзно воспринята.
Я заметила, как плечи Майского дрогнули в лёгком смешке.
Что его позабавило, твою мать? Разве я не способна его защитить?
— Дело в том, что я больше никому не принадлежу, — парень развёл руками. — Я бы и сам не прочь провести уикенд в шикарном доме, но суровый закон решил, что мне не место среди смертных. Оставь меня здесь, и репутация генерала канет в омут людского подозрения. Начнутся вопросы, и тогда твоя шавка потеряет влияние. Следовательно, бизнес даст трещину. Поверить не могу, что всё приходится разжёвывать.
Виктория уже приняла решение, она готова была пойти на всё, чтобы сохранить секретность фирмы. Вот только горько заходило поражение, ведь она не привыкла уступать. Не привыкла уступать мальцу с улицы.
И пусть Майский подарил нам шанс на свободу, меня до костей прогрызала мысль, что она достаётся путём договора с преступницей. Выходит, все прежние старания не имели смысла. Всё будет как и раньше, кроме того, что Тимур поведёт годы в сырой камере.
А как же справедливость?
— Чёрт с тобой, всё рано сгниёшь, — прошипела Виктория, а после взмахом пальцем приказала проследовать за ней.
Я медленно спускалась по лестнице, позади всех, постепенно осмысливая происходящее. Должное облегчения так и не приходило. Напротив, ноги слабели с каждой секундой, дыхание становилось неровным. А когда мать замерла у порога, вцепившись взглядом с отцом, в сердце вовсе засвистели осы.
Время для них остановилось. Никто не решался сдвинуться с места. Они просто смотрели, стеклянная дверь и десяток метров между ними перестали существовать. Глаза отца выражали сочувствие, глаза матери — почти неуловимый стыд.
Несмотря на жгучую ненависть к родительнице, картина выходила болезненной. Как и много лет назад, они не
